Ильза Янда, лет - четырнадцать

Я объяснила маме всю тему с первого до последнего задания. Мама кивала. Потом она объяснила мне всю тему с первого до последнего задания. И я кивала, хотя она наговорила порядком чепухи. И все-таки время тянулось жутко медленно.

Ильза потребовала, чтобы я занимала маму целый час, а прошло всего полчаса, и мама уже сказала:

– Ну так, мой друг, ты все поняла и ос­тавь меня в покое. Я хочу докончить крос­сворд!

Она отодвинула тетрадку.

– Можно я тебе помогу? – спросила я.

– Нет,– пробормотала мама и внесла по вертикали «кенгуру». – Вдвоем решать крос­сворд – это ни к чему. Это не годится.

И все-таки я осталась сидеть рядом с ней. Она начала нервничать и проявлять нетерпе­ние.

– Ну что? – спросила она. – Что с тобой? Что тебе от меня надо? Ты хочешь мне что-то сказать? Что-нибудь случилось?

Пожалуй, лучше было уйти.

– Ничего не случилось. Просто я хотела посмотреть.

Я вышла из гостиной и закрыла за собой дверь.

Я стояла в передней. Из комнаты Оливера и Татьяны доносился крик.

– Она нам обоим подарила, обоим! – кри­чал Оливер.

– Нет мне, мне, мне, не тебе! – ревела Татьяна. Татьяна и правда препротивный ребенок, и не замечают этого только Курт и мама.

Я даже обрадовалась, когда услышала звонкий шлепок, а потом громкий рев. Это Оливер дал раза Татьяне.

Но, к сожалению, рев услышала и мама, а когда мама слышит рев Татьяны, она бе­жит как на пожар. Даже из уборной. Броса­ет все – даже кроссворд.

Она выбежала с журналом в одной руке и шариковой ручкой в другой и закричала:

– Опять он к ней пристает! Ни на минуту он не оставляет ее в покое!

Влетев в детскую, она набросилась на Оли­вера. Теперь заревел и Оливер, а мама про­должала кричать:

– Вы меня с ума сведете! Сейчас же пере­станьте! Сейчас же!

Я пошла в нашу комнату и закрыла за со­бой дверь. Ильза стояла, прислонившись к стене, возле шкафа. Она была в красном пальто и белой вязаной шапке. Лицо у нее было почти такое же белое, как шапка. Ука­зательный палец она держала во рту и обку­сывала кожу возле ногтя. Клетчатый чемо­дан стоял рядом.

Я готова была разреветься. Я поглядела на Ильзу и поняла, только теперь поняла до конца, что все это значит. Я хочу сказать, что это значит для меня. Вот что это значит: проснешься, а Ильзы нет, засыпаешь, а Ильзы нет. Есть без Ильзы, делать уроки без Ильзы. Все без Ильзы.

Я хотела ей сказать, что ей нельзя уез­жать, потому что я не могу без нее, потому что я останусь тогда совсем одна, ведь она единственный человек, которого я по-настоя­щему люблю, ведь мы должны быть вместе, не разлучаться. Потому что я не знаю, как я буду без нее жить.

Я не сказала ей этого. Не ее вина, что я люблю ее гораздо больше, чем она меня. Иль­за все еще кусала палец и прислушивалась к голосам в соседней комнате. Там стоял рев.

Первой перестала кричать мама. Потом умолк Оливер. И наконец Татьяна. Потом мама сказала:

– Ну так вот. Если я услышу еще хоть одно громкое слово, я рассержусь по-настоя­щему и напишу письмо младенцу Христу, чтобы вам на Рождество ничего не дарили, кроме коричневых колготок.

Потом дверь хлопнула, и вскоре хлопнула еще одна дверь. Мама опять сидела в гости­ной и решала кроссворд. Ильза облегченно вздохнула, вынула палец изо рта и подошла к окну. Она выглянула на улицу. Я стояла с ней рядом.

– Амрай за тобой на такси заедет? – спросила я.

Ильза кивнула.

– Билеты у нее?

Ильза кивнула.

– Ты мне напишешь?

Ильза кивнула. Вдруг она сказала:

– Ну вот, наконец-то.

Повернулась, схватила чемодан и ушла. Входная дверь негромко захлопнулась. Да­же «до свидания» она не сказала.

Я осталась стоять у окна. Никакой Амрай, никакого такси я не видела. Перед нашим подъездом остановился красный «БМВ».

Ильза вышла из дому. Она не поглядела вверх, на наше окно. Она открыла заднюю дверь «БМВ» и поставила свой чемодан. По­том обежала вокруг машины и села впереди, рядом с шофером.

Я подумала: «Значит, есть и такие так­си – без светящейся надписи на крыше».

Красный «БМВ» отъехал, а я начала ре­веть. Я глядела вслед красной машине сквозь слезы, пока она не скрылась из виду. Тогда я отошла от окна и подняла с полу вещи, которые остались от Ильзы: губную помаду, колготки со спущенной петлей, носовой пла­ток и пуговицу. Я бросила эти вещи в кор­зину для бумаг. Села за мой письменный стол, открыла тетрадь по математике и ста­ла делать уроки. Шариковой ручкой. Если бы я начала писать другой ручкой, в которую надо набирать чернила, слезы размыли бы все цифры. Они все капали и капали на страницу. Примерно час я высчитывала, что х = –135497, но это вообще никак не могло получиться. Потом дверь отворилась. Я не слышала шагов и испугалась так сильно, что шариковая ручка сама провела черту через всю страницу. Мама стояла в дверях. Она спросила меня:

– А где Ильза?

– Она пошла купить тетрадь в линейку, с полями, – ответила я.

– Когда? – спросила мама.

Я ответила, что не смотрела на часы, но что она, конечно, сейчас уже скоро вер­нется.

Мама все стояла в дверях и не уходила.

– А откуда у нее деньги?

С тех пор как Ильза поскандалила с ма­мой, мама не давала ей больше карманных денег.