Ильза Янда, лет - четырнадцать

Я начала складывать тетради и учебники на завтрашний день и при этом немного по­ревела. Почему я ревела, мне и самой бы­ло не совсем ясно. А потом я пошла спать. Я легла в Ильзину постель. Там еще было то белье, на котором спала Ильза. И еще не­много пахло Ильзой. Ее шампунем и ее одеко­лоном. Я потушила свет, я думала про Ильзу и про этого человека в замшевом пальто. Я представляла себе его очень красивым. Как актер из того фильма, что я смотрела с Али-бабой. Теперь я уже могла себе пред­ставить, что человек в замшевом пальто цело­вал Ильзе каждый палец и обнимал ее за плечи. Мне даже пришло в голову, что, мо­жет быть, где-то там, далеко, где-нибудь в Англии, какой-нибудь кузнец обвенчивает пятнадцатилетних девушек. И я представля­ла себе, как Ильза едет с человеком в зам­шевом пальто к этому кузнецу, и они женятся, и там, в Англии, открывают пивную «Золотой гусь», а я приезжаю к ним, и живу у них, и хожу в английскую школу.

Сегодня утром я проснулась, как это гово­рят, с тяжелой головой. Спала я очень плохо. Кузнец, который венчает пятнадцатилетних, приснился мне во сне. Но в руке у него был огромный кузнечный молот, и он раскручи­вал этот молот над головой, а мы с Ильзой прятались от него в шкаф, но он нашел нас и схватил. При этом он выпустил из рук свой огромный молот, и тот упал мне на ногу, прямо на пальцы. Это было ужасно больно. Я проснулась вся в поту, и в то же время мне было жутко холодно, а потом я опять уснула, и тут же кузнец явился снова.

Когда Оливер разбудил меня утром, я была страшно рада, что уже пора вставать. Обычно я вставать не хочу.

– Мама еще в постели лежит, она встанет сегодня попозже, сказал папа. Он сказал: «Не шуми, пусть она спит», – объяснял мне Оливер.

Он говорил шепотом даже у меня в комна­те, хотя мог бы говорить здесь и в полный голос.

– Ванная свободна? – спросила я.

– Там папа. Но он уже бреется.

– А советница?

– Кто? – спросил Оливер. Он и понятия не имеет, что я его бабушку про себя вели­чаю «советницей».

– Бабушка.

– Бабушка пошла в булочную.

Я встала с постели.

Купальный халат Курта все еще лежал в моей комнате. Я взяла его, чтобы отнести в ванную.

– Папа уже одет, – сказал Оливер.

Я все равно понесла халат в ванную. Я хо­тела поговорить с Куртом. Может, Али-баба все же не прав? Может, я должна поговорить с кем-нибудь про толстого трактирщика и его брата, про красный «БМВ» и про Ильзу? Может, я смогу тогда снова спать ночью?

– Вот твой халат, Курт, – сказала я, от­крывая дверь ванной.

Курт как раз выключил электрическую бритву.

– Спасибо, детка, – сказал он, – но я уже готов.

Я повесила купальный халат на крючок.

– Можешь входить, – пробормотал Курт, протирая лицо одеколоном.

– Послушай, Курт... – сказала я. Но Курт сказал:

– Да, вот что – мама еще спит. У нее совсем плохо с нервами. Было бы хорошо, если б вы ее не будили.

Курт сказал это так озабоченно. Было по­хоже, что он помирился с мамой. Когда они ссорятся, то почти всегда к утру уже мирят­ся.

Я кивнула и начала снова:

– Послушай, Курт...

Но Курт сказал:

– Слушай, я спешу как на пожар! Я не могу больше ждать, пока моя почтенная фрау мама вернется из булочной! Скажи ей, что я позавтракаю в редакции.

– А почему ты вдруг так рано уходишь?

Курт смазывал кремом подбородок. Крем ему мама подарила на день рождения.

– Мне еще надо кое-что написать. Я соби­рался это вчера написать, хотел вечером дома поработать. Но в этом бедламе разве что-ни­будь успеешь? А надо все сдать еще до обеда.

Курт завязал галстук, а я заправила ему сзади воротник рубашки. Курт пробурчал что-то о новой мужской моде, которую надо бы наконец-то ввести. Без галстуков, без воротничков на рубашках и без отворотов на пиджаках.

– Индийские рубашки, – сказала я.

– У них нет карманов, а без карманов не обойдешься. И кроме того, мне пришлось бы переменить газету. Та, в которой я рабо­таю, против индийских рубашек, а... – Курт поглядел на часы. – Черт возьми, уже опять так поздно! Ну, бывайте! – крикнул он и выбежал на лестницу.

Я постояла еще немного в передней, раз­мышляя, остался ли бы Курт дома, если б я ему сказала, что мне с ним надо пого­ворить.

Я думаю, он бы тогда остался!

И еще я пыталась понять, почему же я не смогла сказать ничего, кроме «послушай, Курт...»

Наверное, это оттого, что я никогда еще не говорила с Куртом ни о чем серьезном. На­верное, надо учиться разговаривать друг с другом.

Пока я вот так стояла и размышляла, я услышала пыхтение советницы за дверью на лестнице. Я спаслась бегством в ванную и заперлась на задвижку. Советница три раза постучала в дверь ванной. Она сообщи­ла мне, что завтрак уже готов. Но когда она начинала стучать, я тут же сильнее открыва­ла кран, чтобы она подумала, будто стук мне не слышен. Потом я выскочила из ванной, бросилась в мою комнату, оделась в рекорд­ном темпе, схватила сумку с книгами и на цыпочках вышла из квартиры. День без со­ветницы должен быть счастливым, думала я. Ради этого стоит начать его на пустой желудок!