Им это нравится

— Вы следите за мной и описываете каждый мой шаг! — Мирон кивнул на стопку бумаги. — Но откуда вам известны мои мысли?

Первоисточник, скорчив кислую мину, медленно прикрыл глаза, словно от беседы с Мироном у него началась мигрень.

— Ты так ничего и не понял.

— Что я должен понять?! — вспылил Мирон. — Вы — один из них? Один из тех, кто наблюдает за нами? Но зачем?! Что вам нужно?

Первоисточник вновь посмотрел на Мирона: теперь его взгляд приобрел пугающую остроту — можно порезаться, если бы эти глаза были осколками льда.

— Я не наблюдаю, — ответил он, выдержав паузу. — Я придумываю. Воплощаю истории на бумаге. Но есть один рассказ, который не дает мне покоя несколько лет. Никак не могу его закончить. Я так часто думал о сюжете и персонажах — в том числе о тебе, что в какой-то момент вымысел стал напоминать реальность, а реальность — вымысел. По правде говоря, я и сам теперь не знаю, где одно сменяется другим. Я даже не удивился, когда ты появился передо мной, хотя мне стоило бы задуматься о моем психическом здоровье, ведь не каждый день писатель разговаривает с вымышленным персонажем. Возможно, я просто сошел с ума. А может, и нет.

Он наконец-то замолчал, и его слова, напоминавшие бред сумасшедшего, черной накипью оседали в голове.

— То есть вы меня придумали? — с нервным смешком выдавил Мирон, сам удивившись тому, что произнес столь нелепую фразу. — Я — плод вашего воображения?

Первоисточник развел руками:

— Не только ты, но и весь дом, его обитатели, скрэки и все остальное — то, что было, есть и чему еще только суждено случиться. Все зависит лишь от того, как я об этом напишу.

Горло перехватило спазмом, будто невидимая рука сдавила трахею, и Мирон едва слышно выдавил:

— А девушка? Ее вы тоже выдумали?

В глазах Первоисточника промелькнуло удивление: казалось, вопрос Мирона застал его врасплох и озадачил.

— Девушка? — уточнил он и, не дождавшись ответа, тут же продолжил: — Честно говоря, я так и не решил, как лучше задействовать ее в сюжете. Я даже не придумал ей имя. Любопытно, что ты спросил про нее.

Он подошел к столу, выдвинул ящик и, покопавшись там, вытащил несколько листов бумаги.

— Это одна из вырезанных сцен. Не помню, когда ее написал, — сказал Первоисточник, протягивая листы Мирону. — У меня была идея активнее задействовать в рассказе девушку, но потом я полностью переключил внимание на тебя, посчитав, что девушке лучше остаться второстепенным персонажем.

Мирон пробежал взглядом по тексту: читать его было неудобно, поскольку многие строчки и даже целые абзацы оказались зачеркнутыми. Буквы прыгали перед глазами, никак не желая складываться в слова, а слова — в предложения, и в конце концов Мирон бросил тщетные попытки вникнуть в суть напечатанного. Первоисточник, заметив его замешательство, пояснил:

— В этой сцене девушка прячется в подвале после того, как скрэк ворвался в твою комнату, а тебе удалось скрыться в вентиляционной шахте. Как и многое другое в рассказе, этот эпизод ни к чему не приводил, поэтому я решил его убрать. Но сейчас я подумал, что тебе будет интересно узнать, как сложилась судьба девушки.

— Похоже, ты хреновый писатель, — осклабился Мирон, с наслаждением наблюдая, как Первоисточник поморщился от его дерзости. — Бессмысленная беготня по коридорам, банальные монстры, дешевые загадки, высосанные из пальца повороты сюжета — это все, на что ты способен? Ради чего вся эта писанина?!

Он с отвращением потряс листами. Лицо Первоисточника исказилось нервной судорогой. Писателю потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки. Наконец он ответил с безумной улыбкой на дрожащих губах:

— Я пишу, потому что им это нравится.

— Кому им?! — взорвался Мирон, непроизвольно дернув рукой с ножом. — Кто они такие?!

— Неужели ты еще не понял? — Первоисточник вскинул брови в искреннем удивлении, и от этого стало не по себе: похоже, он действительно верил в чудовищный бред, рожденный в недрах его воспаленного мозга.

Безумные догадки, сменяя одну за другой, взрывались, будто галактики, в голове у Мирона, и когда их рокот наконец-то утих, он сказал тихим, лишенным всякой силы голосом:

— Они — это читатели?

Первоисточник кивнул:

— Ты существуешь, пока они следят за тобой. Вот прямо сейчас, в это самое мгновение, чьи-то глаза скользят по строчкам текста — и ты живешь, дышишь, надеешься, — он на мгновение замолчал, кивнув на листы бумаги в руках Мирона. — Точно так же жила девушка, пока ты читал про нее. Но стоит им оторваться от написанного — и тебя больше нет. Твоя жизнь обрывается. До тех пор, пока они не вернутся к чтению, чтобы узнать, что случилось с тобой дальше. Правда, так происходит не всегда: если история слишком скучная, они бросают ее, и тогда ты навсегда исчезаешь в черной бездне небытия.

Мирон почувствовал, как внутри что-то надломилось. В груди заныла обида от осознания простой и горькой истины: его отчаянное стремление выбраться из проклятого дома, забитого чудовищными монстрами, было всего лишь прихотью жалкого графомана, сочинявшего бездарный рассказ на потеху любителей страшных историй.