— Ремень… — сказал Миляга, поднимаясь на ноги. Юнец расстегнул ремень и сбросил в грязь весь награбленный арсенал.
При новой вспышке Миляга увидел, что парень дрожит. Вид его был жалким и беспомощным. В каких бы преступлениях ни был повинен этот юнец, пристрелив его, он не завоюет себе никакой славы.
— Отправляйся домой, — сказал он, — И если я еще хоть раз увижу твою рожу…
— Не увидите, сэр! — воскликнул парень. — Клянусь! Клянусь, что не увидите!
Он пустился в бегство, не давая Миляге времени передумать, и исчез одновременно с новой вспышкой света. Миляга перевел револьвер и взгляд на нуллианака. Опираясь на стену, тот сумел подняться с земли. Его пальцы, кончики которых были в крови его жертвы, прижимались к месту, когда в него угодила пневма. Миляга искренне надеялся, что он страдает, но не мог убедиться в этом до тех пор, пока нуллианак не заговорил. Слова, с трудом выходившие из его гнусной башки, едва молено было разобрать.
— Кого? — сказал он. — Тебя или ее? Перед тем как я умру, я убью одного из вас. Так кого мне убить?
— Сначала я убью тебя, — сказал Миляга, сжимая револьвер, нацеленный в голову нуллианака.
— Ты можешь, — ответил он. — Я знаю. Ты убил моего брата в пригороде Паташоки.
— Брата твоего, говоришь?
— Мы очень редкий вид и знаем все о жизни друг друга, — сказал он.
— Тогда не стоит делать свой вид еще более редким, — посоветовал Миляга, делая шаг по направлению к Хуззах, но не сводя глаз с насильника.
— Она жива, — сказал тот. — Я бы не стал убивать такое молодое создание. Быстро не стал бы. Молодость заслуживает медленной смерти.
Миляга рискнул ненадолго отвести взгляд от нуллианака. Глаза Хуззах были широко раскрыты и смотрели на него с ужасом.
— Все в порядке, ангел, — сказал он. — С тобой ничего не случится. Ты можешь двигаться?
Он вновь посмотрел на нуллианака, пожалев, что не может истолковать движения его маленьких молний. Ранен ли он более серьезно, чем Миляге показалось вначале, или накапливает энергию для выздоровления? Или он просто выжидает удобного момента, чтобы нанести удар?
Хуззах с трудом приподнялась и села, постанывая от боли. Миляге не терпелось обнять и успокоить ее, но все, на что он решился, — это сесть на корточки, не спуская глаз с насильника, и дотянуться до одежды, которую он с нее сорвал.
— Ты можешь ходить, ангел?
— Я не знаю, — всхлипнула она.
— Прошу тебя, попытайся. Я помогу тебе.
Он протянул руку, чтобы помочь ей, но она оттолкнула ее и сама встала на ноги.
— Очень хорошо, радость моя, — сказал он. Голова нуллианака вновь оживилась: разряды заплясали в ней с прежней силой. — Я хочу, чтобы ты пошла, ангел, — сказал Миляга. — Обо мне не беспокойся. Я пойду за тобой.
Она повиновалась и медленно двинулась по переулку, все еще всхлипывая. Когда она отошла на некоторое расстояние, нуллианак снова заговорил.
— Боже мой, видеть ее в таком состоянии… У меня просто душа болит. — Разряды вновь затрещали, как далекий фейерверк. — Чтобы ты сделал, чтобы спасти эту маленькую душу? — сказал он.
— Наверное, все, — ответил Миляга.
— Ты обманываешь себя, — сказал нуллианак. — Когда ты убил моего брата, мы навели о тебе справки, я и моя родня. Мы знаем, какой скверный спаситель из тебя получился. Что мое преступление по сравнению с твоим? Ничтожный проступок, сделанный исключительно по велению аппетита. Но ты — ты обманул надежды многих поколений. Ты уничтожил плоды свершений великих людей. И при всем том ты утверждаешь, что готов пожертвовать собой ради спасения ее маленькой души?
Это красноречивое излияние удивило Милягу, но еще больше его удивил смысл того, что сказал нуллианак. Откуда тварь набралась всей этой чепухи? Все это, конечно, были выдумки, но они тем не менее сбили его с толку, и на один жизненно важный миг он забыл об опасности. Тварь увидела, что он отвлекся, и немедленно воспользовалась этим. Хотя их разделяло не более двух ярдов, он уловил мгновенную Паузу между светом и звуком, небольшую частицу пустоты, которая подтвердила, каким скверным спасителем он является. Не успел он набрать в легкие воздуха для предупредительного крика, как смерть уже полетела в сторону ребенка.
Он повернулся и увидел, что ангел остановился в переулке на некотором расстоянии от него. Может быть, она обернулась, предчувствуя опасность, а может быть, слушала разглагольствования нуллианака, но, так или иначе, она стояла лицом к летящей молнии. И все-таки время текло медленно, и за несколько мучительных мгновений Миляга еще успел встретиться с ее пристальным, немигающим взглядом и заметить, что слезы ее уже высохли. Хватило времени и на предупредительный крик, в ответ на который она закрыла глаза, и лицо ее превратилось в белый лист, на котором он мог бы написать любое обвинение, которое способно было измыслить чувство вины.