Имаджика

Мерлин бросил трубку.

– Ревнует, а? – сказал Миляга.

– Он думает, что все это твоих рук дело.

– А ты рассказала ему об Эстабруке?

– Нет еще.

– Так ты хочешь обвинить во всем его наемника, так ведь?

– Послушай, извини меня за некоторые резкие фразы. Я не знала, что говорила. Если бы не ты, вполне возможно, что меня бы уже не было в живых.

– «Возможно» здесь ни при чем, – сказал Миляга. – Наш дружок Пай знал, чего он хочет.

– Он действительно знал, чего он хочет, – сказала Юдит, – но я не уверена в том, что он хотел убить меня.

– Он пытался задушить тебя, Юдит.

– Ты так думаешь? А по-моему, он просто хотел заткнуть мне рот, чтобы я не кричала. У него был такой странный вид...

– Я думаю, нам надо поговорить об этом с глазу на глаз, – сказал Миляга. – Почему бы тебе не улизнуть от своего любовничка и не отправиться со мной куда-нибудь выпить? Я могу встретить тебя прямо у подъезда. Ты будешь в полной безопасности.

– По-моему, это не такая уж хорошая мысль. Мне надо еще вещи упаковать. Я решила завтра вернуться в Лондон.

– Ты и раньше собиралась это сделать?

– Нет. Просто дома я буду чувствовать себя в большей безопасности.

– Мерлин поедет с тобой?

– Его зовут Мерлин. Нет, не поедет.

– Ну и дурак.

– Слушай, мне пора. Спасибо, что вспомнил обо мне.

– Это не так уж трудно, – сказал он. – И если этой ночью ты почувствуешь себя одиноко...

– Этого не произойдет.

– Кто знает. Я остановился в «Омни», комната 103. Здесь двуспальная кровать.

– Будет место, где поспать.

– Я буду думать о тебе, – сказал он. Выдержав паузу, он добавил: – Я рад, что снова тебя увидел.

– Я рада, что ты рад.

– Это означает, что ты не рада?

– Это означает, что мне еще предстоит уложить кучу вещей. Спокойной ночи, Миляга.

– Спокойной ночи.

– Желаю весело провести время.

* * *

Он упаковал свои немногочисленные вещи и заказал себе в номер небольшой ужин: сэндвич с курицей, мороженое, бурбон и кофе. Очутившись в теплой комнате после всех своих мытарств на ледяной улице, Миляга совсем размяк. Он разделся и стал поглощать свой ужин голым, сидя напротив телевизора и подбирая с лобка крошки, похожие на вшей. Добравшись до мороженого, он почувствовал себя слишком усталым, чтобы продолжать есть. Тогда он осушил бурбон, который оказал на него свое немедленное действие, и улегся в кровать, оставив телевизор включенным в соседней комнате, но уменьшив его звук до усыпляющего бормотания.

Его тело и его ум существовали отдельно друг от друга. Тело, вышедшее из-под контроля сознания, дышало, двигалось, потело и переваривало пищу. Ум погрузился в сон. Сначала ему снился поданный на тарелке Манхеттен, воспроизведенный во всех мельчайших деталях. Потом – официант, который шепотом спрашивал, не угодно ли сэру провести ночь. А потом ему снилась ночь, которая черничным сиропом заливала тарелку откуда-то сверху, вязкими волнами покрывая улицы и небоскребы. А потом Миляга шел по этим улицам, в окружении небоскребов, рука об руку с чьей-то тенью, общество которой доставляло ему невыразимую радость. Когда они подошли к перекрестку, тень обернулась и дотронулась своим призрачным пальцем до переносицы Миляги, словно близилось наступление Пепельной Среды.[1]

Прикосновение доставило ему наслаждение, и он приоткрыл рот, чтобы прикоснуться языком к подушечке пальца. Палец вновь прикоснулся к его переносице. Его охватила дрожь удовольствия, и он пожалел о том, что темнота мешает ему разглядеть лицо своего спутника. Напрягая взор, он открыл глаза, и его тело и ум вновь слились в единое целое. Он снова оказался в номере гостиницы, который освещался только мерцанием телевизора, отражавшимся на лакированной поверхности полуоткрытой двери. Но ощущение прикосновения не покинуло его, а теперь к нему добавился еще и звук: чей-то нежный вздох, услышав который, он почувствовал возбуждение. В комнате была женщина.

– Юдит? – спросил он.

* * *

Своей прохладной рукой она закрыла ему рот, тем самым ответив на его вопрос. Он не мог разглядеть ее в темноте, но последние сомнения в ее реальности рассеялись, когда рука соскользнула со рта и притронулась к его обнаженной груди. Он обхватил в темноте ее лицо и привлек ее к себе, радуясь, что мрак скрывает его удовлетворение. Она пришла к нему. Несмотря на все знаки пренебрежения, которые она оказывала ему в квартире, несмотря на Мерлина, несмотря на опасность ночного путешествия по пустынным улицам, несмотря на горькую историю их отношений, она пришла в его постель, чтобы подарить ему свое тело.