Имаго

Я чувствовал, как меня распирает злая сила. Голос мой звучал все громче. Спохватившись, я умолк, потянулся за чашкой. Рука дрожала, пальцы тряслись. Лютовой, что поглядывал искоса, снова уронил взор в чашку.

Шершень задумался, Майданов вообще передернул плечами, как на морозе.

– Да? А вы представляете, что это получится?

– Боитесь мыслить самостоятельно? – спросил я.

Майданов сердито зыркнул, смолчал, а Лютовой неожиданно признался:

– Боюсь. Одно дело – прибавлять на алтарь мудрости все новые крупицы… ладно, теперь уже не крупицы, валим целые самосвалы, а другое – вообще не опираться ни на какие каноны. Ведь вся цивилизация строилась… ну, этаж за этажом. Но фундамент заложили еще в пещерном веке… Представляете, даже я боюсь! А что уж говорить про Майданова? Ведь у нас почти вся страна – сплошная Майдановия!

Майданов лишь зашипел сквозь зубы. Бабурин посмотрел на одного, на другого, заявил оскорбленно:

– Эт чё за бред – строить мой дом… мою квартиру!.. на фундаменте Галилея или Пушкина? Да Пушкин крепостных своих порол просто для потехи! Тоже мне – фундамент!

– А что, – сказал Лютовой и внимательно посмотрел на Бабурина, – пороть – это прогрессивно. Это стоит взять с собой в новый мир…

Майданов завозился, сказал преувеличенно бодро, скрывая нервозность за атакующим стилем:

– По-моему, вы непоследовательны. Очень. Я хорошо помню, что оба вы не понимаете… и не принимаете то счастье, которое нам приносят в дом американцы. И постоянно против этого… ну, высказывались. А сейчас что же, ваша ненависть к Штатам угасла? Бравлин, вы уже перестали ненавидеть США?

Я удивился:

– Я? Ненавидеть? Что за… простите, но это ни в какие ворота не лезет. Странно вы как-то меня понимаете.

– Но ваше яростное выступление…

Я развел руками:

– Андрей Палиевич, вы что-то путаете. Я принадлежу к роду человеческому. К виду гомо сапиенс, если хотите. И хочу, чтобы мой вид развивался. Потому для меня нет разницы, в каком климатическом поясе живет та или иная часть моего рода. И как в данный момент зовется: скифы, гиксосы, хетты, римляне, советские или американские люди. Это все кликухи! Сегодня одни, завтра – другие. Я вправе вмешиваться в жизнь моего рода, как и любой другой.

А Лютовой сказал с легкой усмешкой:

– Кстати, Андрей Палиевич, вы непоследовательны. Вон уже и Бабурин заметил…

Бабурин подтвердил кивком, пасть занята печеньем, Шершень нагло оскалил зубы.

– В чем? – спросил Майданов с легким испугом.

– Отказывая Бравлину в праве вмешиваться в жизнь Юсы, вы молчаливо признали за Юсой право вмешиваться в жизнь человеческого племени на всей планете. Разве не так?

Майданов подумал, нахмурился, с достоинством двинул плечами.

– Вообще-то так… Но Юса получила это право… ну да, не спорю, нас не спрашивая, но мы дали им это право молчаливо!.. Они получили это право, а мы? Мы его вырываем из горла!

– Если у них есть это право, – рассудил Лютовой, – то и у нас оно должно быть. Ведь у всех равные права, верно? Ведь вы же дерь… тьфу, демократ?

Майданов снова сдвинул плечами. Я сказал размеренно:

– Племена и народы развивались в отрыве одно от другого, но разве эта дикость должна продолжаться и дальше? Нет стран, народов, племен – есть только люди. Повторяю, мы вправе вмешиваться в жизнь любой страны, любого народа, любого режима. Еще раз повторяю!..

Лютовой кивнул с удовлетворением:

– Да, против этого возразить трудно. Если Юса вправе, то и все вправе.

Я продолжил:

– Конечно же, с нынешней психологией нечего и думать перейти в следующую стадию общества. У нас психика древних египтян и римлян, а она уже исчерпала себя. Мы достигли потолка. Последние всплески человеческого духа породили христианство и ислам, но они были порождены этими греко-римлянами и потому насквозь пропитаны их духом. Достаточно только посмотреть, как в храмах кланяются раскрашенным доскам, приносят жертвы… где голубей, где богам воскуряют благовония… и увидим, что мы все еще целиком в том мире. Разве что сообщения отправляем не с почтовыми голубями, а по Интернету.

– Ого, – сказал Лютовой. – Это уж больно круто!

– Разве?

– Ну да. Для вас даже язычество и христианство – едино?

– Да.

– Вот я и говорю – круто.

Я вздохнул.

– Осенью мне пришлось участвовать в поисках останков разбившегося самолета… Вернее, собирали комочки плоти, что остались от пассажиров. Но что можно собрать, если от самого самолета, от обшивки уцелели фрагменты не больше зажигалки?.. Мы в течение месяца обшаривали всю тайгу. Трудились сотни высокооплачиваемых специалистов, правительство оставило все дела и ежедневно справлялось о ходе работ. Нам в помощь были брошены десятки самолетов, вертолетов, привезли самую дорогостоящую аппаратуру, что только существует… И что же? Да, нашли несколько обломков костей, не крупнее зубочисток. Наши профессора в полевых условиях делали анализы ДНК, а что не удавалось, в особых контейнерах отправляли в столицу… Не буду утомлять длинным перечислением этих нелепостей…

Майданов негодующе вскинулся:

– Нелепостей? Да как вы… Это же…