Имаго

Майданов в унынии огляделся. Да, раньше человек пахал всю неделю, только в выходной мог чуть отоспаться, но сейчас за человека пашет техника, а человек может оттягиваться, балдеть, кайфовать, дуреть, расслабляться – для этого он создал целую индустрию, а потом и всю цивилизацию повернул так, что служит только балдежу, оттяжке, расслаблению, а о всяких там космосах забыли. Это не компьютерные технологии, их надо развивать, чтобы еще больше оттягиваться, балдеть, играть, наслаждаться, дремлынить, виртуалить…

– Этих вредных привычек, – сказал он печально, – по вашей терминологии окажется очень много… Вы сами признали. А посмотрите на Алексея Викторовича, как он кровожадно облизывается! Это он уже предвкушает резню ни в чем не повинных дебилов, олигофренов, наркоманов, идиотов… вся их вина только в том, что родились!.. Вдумайтесь, только родились – и ничего ужасного не совершили!

За столом притихли, я развел руками:

– Знаете, вспомнился Агиросион… Это такой крайне необходимый демон… или ангел, как хотите. Да, в иудейской мифологии. Он убивает людей в возрасте до двадцати лет, которые в будущем должны сильно согрешить. Представляете, он еще у младенца или подростка видит признаки будущих преступлений! И лишает таких жизни, чтобы не успели серьезно навредить окружающим. Но в те давние времена не знали методов ранней диагностики, потому такие растянутые сроки. Однако я обращаю ваше внимание на то, что уже тогда, тысячи и тысячи лет назад, понимали необходимость чистки человеческого стада, изъятия из него наследственно-уродских элементов.

Лютовой полюбопытствовал:

– А почему только до двадцати лет?

– Считалось, что с двадцати человек обычно обзаводится семьей. Дескать, нехорошо лишать семью родителя, а зачастую и кормильца, даже если он урод или сумасшедший. Лучше, раз уж с ним самим прохлопали ушами, присмотреться к его детям и, в случае необходимости, утопить отбракованных, как слепых котят. Словом, я подвожу нравственную, если хотите, базу. Это не моя придумка, или кровожадность Лютового! Это записано в Библии, разжевано в Торе и Талмуде, повторено во многих работах хасидов. Эту проблему знали, понимали, по мере сил решали. Но тогда не стояла так остро, ибо болезни и тяжелая жизнь и без того чистили ряды человечества достаточно жестко. Иное дело теперь, когда наследственно-больные не просто выживают, а их жизнь всячески поддерживается всем обществом, законами, культурой, общественным мнением, сглупившей религией… А те с готовностью плодятся, плодятся, плодятся!

Майданов раскрыл рот… побыл так некоторое время и осторожно закрыл. Ссылка на Талмуд подействовала сильнее, чем мнения сотен авторитетнейших ученых, философов или политиков. Кстати, на Талмуд вообще стоит ссылаться чаще. И вовсе не из-за засилья евреев, а потому что там никакой гребаной политкорректности. Там око за око, зуб за зуб, никаких переговоров с террористами – гадов к стенке, гомосеков и демократов живыми в огонь Содома и Гоморры…

Лютовой сказал задумчиво:

– Когда победим, надо будет создать Институт по исследованию проблем бессмертия. Понятно, что мы все к нему стремимся. Понятно, что добьемся во что бы то ни стало, даже если придется сжечь еще сто тысяч америк. Но только в самом ли деле все в бессмертии так хорошо?.. Нет-нет, я обеими руками «за», только хочу знать, что подстерегает нас впереди.

Бабурин сказал с неудовольствием:

– Ты что-то гонишь, брателло… Что может подстерегать бессмертных?

– Ну, к примеру, – сказал Лютовой медленно, – бессмертные могут стать трусливыми. Одно дело знать, что все равно помрешь, можно позволить себе любое лихачество или отважный жест, сколько той жизни осталось, другое – потерять жизнь вечную, не увидеть расселение людей по Галактике… а для тебя не увидеть футбол через тысячу лет. Вообще-то, если честно, но это между нами, сперва надо было бы создать такой институт, все досконально изучить, а только потом… Но Бравлин прав, мы – люди!.. Если будем выбирать между двумя вязанками сена, то возопием, как валаамова ослица. Ты прав, будем действовать. А там, на обломках старого мира, разберемся…

Шершень сказал внезапно:

– Кстати, иморт… должен стать более закрытым.

Майданов слушал всех внимательно, поворачивал голову то к одному, то к другому. Мне показалось, что он больше прислушивается к звукам, что доносились со стороны наших квартир.

– Это как? – спросил он любезно. – Как – более закрытым?

Шершень поставил чашку на стол и, грея ладони о ее теплые бока, заговорил медленно, подбирая слова: