Имаго

– И это тоже. Если бы дело только в юсовцах! А то сами из такого дерьма слеплены… Стараемся угадать, что юсовцы изволят, и делаем всю грязную работу за них… Я вообще не представляю, куда мы катимся. Вся жизнь, все века и тысячелетия все цивилизации строились на том, что создавали Порядок. И ограничивали, ограничивали, ограничивали свободы, ибо полная свобода – полная беда. Но вот люди, убежавшие от цивилизации, обнаружили за океаном пустые земли, заселили их и выстроили общество, где дозволено все, где свобода от всего и для всего… Сформировалась целая общность людей, юсовцев, которые уверены, что им должно быть хорошо!.. Не знаю, не знаю, во что это выльется… В смысле, для нас.

Он рассеянно дожевал последний бутерброд, запил. Мелкий кадык двигался часто, нервно.

– Ты был, – спросил я, – на сожжении книг?

– На площади? Нет. Но догадываюсь, о чем хочешь спросить. Есть ряд вопросов, на которые отвечать не следует вообще. В принципе. Ибо они построены так, что как бы ты ни отвечал, всегда оправдываешься. То есть презумпции невиновности не существует, тебя обвиняют сразу… А вопросы самые обычные: «Вы фашист?» …националист, антисемит и т. д. И вот уже человек, растерявшись, начинает жалко мямлить, что он не фашист, а только за сильную власть, а ты оправдываешься, оправдываешься, а кто оправдывается, изначально проигрывает, ибо если человек оправдывается, то он уж точно виноват…

Я сказал хмуро:

– Вопрос может быть поставлен еще хитрее. К примеру, «Почему вы стали фашистом?» или «Зачем проповедуете фашизм?». То есть, что ты фашист, уже как бы и не обсуждается, с этим все ясно.

Прозвенел звоночек. Вертинский взглянул на часы, охнул, сказал торопливо:

– Закончим позже. У меня прямо сейчас еще одно дело. Я в нем выступаю обвинителем. Подождешь?

Я поморщился.

– Ненавижу эти суды, заседания…

– Это на четверть часа, – заверил он. – Пустячок. Будет слушаться дело о защите чести и достоинства.

Я заинтересовался.

– Ого! Даже не знал, что сейчас могут быть суды по таким вопросам. Даже слов таких давно не слышал.

– Да? – спросил он со странной интонацией. – Тогда останься, послушай. Для тебя кое-что будет внове…

В зале уже было несколько человек, все несколько взвинченные, среди них я с удивлением узнал своего соседа по этажу Пригаршина. Правда, он не с нашей стороны лифта, а с противоположной, там такие же четыре квартиры, две из которых занимает Рэнд, чемпион по спитфлаю, третью – Шершень, а Пригаршин живет в четвертой, самой крохотной. Я знал его как яростного сторонника всяческих свобод, даже Майданов его сторонится как экстремиста, а к нам на чай он заходил, только если за столом не было Лютового.

Пригаршин был бледен, взвинчен. Я не удивился даже, когда Вертинский сел рядом с ним. Ага, это Пригаршин возбудил, значит, иск о защите чести и достоинства. Здорово, от него не ожидал, если честно.

Судья провозгласил скучным голосом:

– Слушается дело гражданина Пригаршина против гражданина Кузнецова… дело о защите чести и достоинства гражданина Пригаршина, которое… которое попрал гражданин Кузнецов… Внимание секретарю: на будущее следите за распечатками или срочно смените картридж!.. Гражданин Пригаршин вменяет гражданину Кузнецову иск о нанесении ущерба и просит о возмещении иска в размере пятисот тысяч двухсот семидесяти долларов…

Пригаршин привстал и выкрикнул быстрым торопливым голосом:

– Все деньги тут же прошу перевести в детский фонд!

Вертинский дернул за полу пиджака, судья смерил его строгим взглядом, кивнул Вертинскому:

– Что вы имеете сказать за этого человека?

Вертинский встал, неторопливо поправил галстук, прокашлялся. Все взгляды были на нем. Он заговорил хорошо поставленным голосом, что сразу приковывает внимание:

– Мой клиент обвиняет гражданина Кузнецова в нанесении ему тяжкого оскорбления, что задевает его честь и достоинство! Наносит ущерб репутации и негативно сказывается на его карьере, продвижении по службе, отношениях с коллегами.

Судья нахмурился, стукнул молотком по столу.

– Переходите к делу.

– Спасибо, ваша честь, я как раз собирался… Неделю назад в присутствии свидетелей… вот, пожалуйста, список, все уже вызваны и почтительно ждут ваших вопросов… ага, неделю назад гражданин Кузнецов прилюдно назвал моего клиента гражданина Пригаршина воспитанным человеком!.. И тут же, не давая опомниться, усиливая оскорбление, он вовсе обозвал его… представьте себе – хорошо воспитанным человеком! Мы видим, что это вовсе не оговорка, это было сделано сознательно и умышленно…

В зале настала тишина. Пригаршин гордо выпрямился, но большинство в огромном помещении, похоже, не врубилось. В том числе и судья с народными заседателями.

Судья подумал, сказал важно:

– Я вижу… многим надо пояснить суть вашего заявления. Прошу вас.

Вертинский гордо подбоченился, в нем умер артист, возможно – великий, красиво прошелся по свободному пространству между столом заседаний и первым рядом стульев.