ИМАГО (Phasis imago)

– Коллега, – с чувством произнес Ник. – Напротив, я довольно далеко продвинулся по стезе контакта с обитателями Селентины. И именно поэтому я хочу остаться. Остаться здесь, чтобы как следует сжиться с ними и окончательно понять – что способно послужить мостом, который можно будет навести между Землей и Селентиной. По-моему, это вам только на руку.

– Нам на руку твоя помощь, которой мы не видим. Я не понимаю чем ты занимаешься там, в лесу. Я не понимаю, почему ты не мерзнешь на этом чертовом ветру. Я не понимаю, почему общение с каким-то летающим жуком для тебя стало важнее, чем общение с людьми. Я не понима…

– Коллега, – проникновенно и очень спокойно перебил Ник. – Если бы вы дали себе труд осмотреться окрест, возможно вы отыскали бы первые ответы. Это так, совет вам и всем остальным. На будущее.

Бородачи-контактеры, подчиненные Градиленко, неприкаянно топтались около посадочного бота. Им было тоскливо, холодно и неуютно. И десантникам с прикладными лучевиками тоже было, холодно и неуютно, но этим хотя бы не тоскливо.

Земная миссия на Селентине готовилась к отбытию. Готовились все, за исключением бывшего эмбриомеханика Никиты Тарханова. Контактеры ничего, ровным счетом ничего не добились здесь – аборигены на контакт не пошли. В силу этого очень обиден был явный успех какого-то там эмбриомеханика, слыхом не слыхивавшего о типовых процедурах контакта и, тем более, о ксенопсихологии. Градиленко злился. Но вредный экс-эмбриомеханик, похоже, всерьез вздумал обосноваться здесь. На запретной для любого землянина (кроме группы Градиленко, разумеется)

Селентине. И сейчас предстояло решить – считать Тарханова членом вышеупомянутой группы или уже нет.

– Между прочим, – заметил Градиленко, – я имею право приказывать десантникам. Одно моё слово, и тебя попросту пристрелят, щенок!

– Бросьте, – фыркнул Ник. С некоторых пор он перестал скрывать естественные реакции – к чему их скрывать? – Не станут они стрелять.

– Ты нарушил закон! Ты нарушил устав!

– Считайте, что я уволился из флота. А что до земных законов – так можете меня и землянином больше не считать.

Ник чувствовал, как напряглась в отдалении Криста – она прекрасно помнила разрушительную мощь человеческого оружия. Правда, в прошлый раз был пулевик и был подсвинок… Ник, как мог, успокоил ее.

Не станут десантники стрелять. Не станут. А если и станут… Что же… Скорее всего, Ник их опередит. Он нисколько не собирался подставлять собственное тело под смертоносные импульсы лучевиков.

– Геннадий Викторович! – окликнули Градиленко от раскрытого пассажирского люка "Медузы". – Капитан на связи! Время!

Шеф контактеров еще некоторое время зло ел глазами улыбающегося Ника, потом досадливо махнул рукой, и уныло побрел к боту.

Ник, не двигаясь с места, наблюдал, как грузятся в бот его бывшие соплеменники – десантники, контактеры. То есть, это они думали, что бывшие.

У Ника на этот счет сложилось свое мнение.

Задраен люк. Пилот сейчас прогоняет предстартовые тесты… "Медуза" неторопливо отрывается от почвы и, ускоряясь, рвется в зенит, в холодное октябрьское небо Селентины. Супердеревья прощально машут ему ветвями.

Странно, но Ник почти не испытывал тоски по дому – в другое время при виде стартующего бота непременно заныло бы где-то в области сердца.

Почти не испытывал.

Все-таки он сильно изменился в последние месяцы.

Прошло минут пять; стряхнув, наконец, оцепенение, Ник обернулся и позвал:

– Криста!

Девушка помахала ему рукой с ветви здоровенной шавоши, с высоты добрых, наверное, пятнадцати метров.

– Иди ко мне! – позвала она негромко, но Ник ее, естественно, слышал так же ясно, как если бы она находилась совсем рядом.

Он зажмурился и побежал. Все быстрее и быстрее. На десятом или одиннадцатом шаге Ник неуверенно оторвался от земли, между лопатками под тоненькой выгоревшей майкой набухли два тугих кома, а потом на свободу вырвалось еле различимое в свете дня мельтешение чего-то эфемерного и полупрозрачного, словно у Ника вдруг отросли стрекозиные крылья, и трепетали сейчас за спиной, и трепетали, вознося его все выше и выше.

Уже наверху, на ветви шавоши он на секунду обернулся, мельком взглянул на темное пятно посреди лужайки, потом на низкие тучи, в которых скрылся бот с крейсера "Калахари", а потом сгреб Кристу в объятия и радостно прошептал ей в самое ухо:

– Доброе утро!

Криста засмеялась, отпихивая его. Потом сказала:

– Молодец! Ты понял. С тобой действительно пора поговорить… предметнее. Пошли или полетели?

– Наверное, лучше пошли. Летать мне еще трудно.

– Ничего, этому быстро учишься, – Криста ничуть не огорчилась. – Через полгодика будешь летать чаще, чем ходить. Только совсем ходить не прекращай, оно тоже плохо. Мышцы ослабнут… да и вообще вредно.

Криста грациозно соскочила с шавоши, выполнила изящный и геометрически безукоризненный пируэт, так что любые земные гимнасты-чемпионы обзавидовались бы, и приземлилась на лужайке, чуть разведя руки в стороны.

– Оп-ля! Давай теперь ты!