Имам Шамиль

После переговоров с Шамилем Барятинский отбыл в главный лагерь на Кегерских высотах. По пути наместник осыпал золотом войска, проходившие перед ним церемониальным маршем. Для этого он употребил все 10 тысяч рублей, которые были обещаны тому, кто возьмет Шамиля.

Не чуждый артистизма, Барятинский представил, какой вид могут принять в будущем эти события. «Я вообразил себе,— делился он с Милютиным,— как со временем, лет чрез 50, чрез 100, будет представляться, что произошло сегодня; какой это богатый сюжет для исторического романа, для драмы, даже для оперы! Нас всех выведут на сцену, в блестящих костюмах; я буду, конечно, главным героем пьесы,— первый тенор, в латах, в золотой каске с красным плюмажем; вы будете моим наперсником, вторым тенором; Шамиль — basso profondo; позади его неотлучно три верных мюрида — баритоны, а Юнус… это будет buffo cantante… и так далее».

Прибыв в Ставку, Барятинский долго сидел на краю скалы, обозревая открывавшуюся отсюда панораму. Наместник теперь думал о будущем Кавказа. Он хотел устроить новое правление так, чтобы оно не противоречило традициям горцев и избавило бы в будущем от повторения столь трагических событий, как эта война.

В тот же день, 26 августа, Барятинский издал приказ: «Шамиль взят — поздравляю Кавказскую армию!»

В честь этого события было отчеканено около 150 тысяч серебряных медалей с надписью «За покорение Чечни и Дагестана в 1857, 1858 и 1859».

Прощание с Кавказом

Плененного Шамиля принимали с подчеркнутым уважением. У аль-Карахи говорится: «Когда по заключении мира Шамиль со своей семьей отправился с Гуниба на гору Кахаль, то его с семьей расположили рядом с генералом в великолепной палатке. В этой палатке было столько различных ковров и другой хорошей, драгоценной и красивой мебели, что даже нельзя выразить словами. Нам тотчас представили повара-мусульманина, дабы мы были избавлены от их пищи. Нам доставили прекрасную пищу и различные вкусные фрукты на золотых и серебряных блюдах».

На следующий день привезли семью Шамиля. Затем явились ординарцы Барятинского, подали женам и дочерям имама драгоценные украшения, а Шамилю, как личный подарок наместника, его собственную шубу. Шуба эта, как писал зять Шамиля Абдурахман, была из меха американского медведя и подарена Барятинскому самим императором.

Шамилю объявили, что он должен будет отправиться в Петербург, чтобы представиться Александру II. Сопровождать имама был назначен адъютант наместника полковник Тромповский с особым конвоем. А в Темир-Хан-Шуре Шамиля ожидала удобная дорожная карета Барятинского, в которой можно было даже спать.

27 августа Шамиля, его семейство и домочадцев отправили в Темир-Хан-Шуру в сопровождении двух эскадронов драгун, двух сотен Дагестанского конного полка и батальона пехоты.

В тот же день в Петербург была послана телеграмма: «Гуниб взят, Шамиль в плену и отправлен в Петербург».

Проститься с имамом выходили целые общества, устилая дорогу коврами. Люди плакали, целовали края его одежды и молили Аллаха сохранить ему жизнь. Были и такие, кто от отчаяния бросался с круч вместе со своими конями.

Отступники возгордились, а простой народ был растерян и думал, что наступает конец света. В назидание одним и в утешение другим ученые говорили:

Не высовывайся! Это дело не для тебя.
Тайны движения небесного свода непостижимы.
Не расспрашивай Аллаха о Его деяниях,
Ибо тот, кто лезет в морскую бездну, погибнет.

В Темир-Хан-Шуру Шамиль и его спутники прибыли 29 августа. Крепость встретила их салютом из пушек и балом в офицерском собрании. В пути имам занемог и несколько дней провел в крепости. Визиты офицеров и жителей Темир-Хан-Шуры совершенно измучили Шамиля. 3 сентября он покинул крепость, оставив там свое семейство. Женщин опекали жены местных начальников. Им беспрерывно делали подарки и шили новые наряды, развлекали и успокаивали насчет их будущности.

В Россию с имамом отправились сын Гази-Магомед и три преданнейших мюрида. Казначей Хаджияв принял на себя еще и обязанности денщика; благочестивый Тауш заведовал духовным «протоколом» и заботился о том, чтобы пища соответствовала требованиям ислама; Абдула-Магомед заменял имамских телохранителей.

Сопровождал Шамиля и переводчик Исаак Грамов, в надежности которого имам убедился, когда обменивал княгинь на своего сына.

По пути Шамиля приветствовали делегации от дагестанских городов, а в Чир-Юрте его даже уговорили сфотографироваться. Дагеротипный портрет Шамиля, сделанный фотографом-энтузиастом командиром драгунского полка графом И. Ностицем, стал первым реальным изображением знаменитого имама.