— Благодарю вас, братья! — ответил Шамиль. — Я никогда не сомневался в том, что на земле этой найду опору не только для ног, но и для души. Вашу чистосердечную искренность и преданность считаю высшей наградой, ниспосланной владыкой небес и земли. И не будет между нами и врагами нашими мира, кроме как на основе того, что предписывает Коран. Клянусь! — воскликнул имам.
— Клянемся! — повторили чеченские наибы.
Жители Дарго с волнением ждали возвращения имама. Старики высыпали на площадь, куда подходили отряды. Один из дряхлых аксакалов, подойдя к Шамилю, сказал:
— Лучший из предводителей, мир тебе! Да продлит аллах течение дней твоих! Да будут светлыми те пути, по которым ты ведешь сыновей наших! Младшие видят в тебе отца, средние — брата, старшие — сына, и ты должен тоже видеть в каждом из нас тех же.
— Отец мой, а разве у тебя есть основание сомневаться в этом? — спросил Шамиль.
— Есть, — ответил старик.
— Тогда поясни.
— Перед отъездом ты переселил отсюда семью и семьи своих близких, оставив нас в неведении и беспокойстве. Не говорю о себе. Вместо палки и посоха я могу взять в руки ятаган. Если не удержусь на ногах, нанесу врагу хоть один — последний — удар сидя. Но у нас есть женщины и дети, которых надо удалить от мест опасных.
— Я понял тебя, отец. Затем и вернулся сюда. Не сделал этого раньше потому, что не был убежден в намерениях гяуров. Кроме того, ты и другие знают, как трудно бывает поднять людей с насиженных мест, особенно в дни изменчивой погоды. Мне приходилось сталкиваться с населением, которое, невзирая ни на что, предпочитает мир, требует примирения с врагом и оказывает сопротивление при нашей попытке снять их с места. Многие легковерные люди думают, что мягкостью можно завернуть врагов, а я убедился в том, что они возвращаются лишь тогда, когда убеждаются в нашей стойкой непримиримости.
Жители Дарго готовы были к переселению. В тот же день к вечеру резиденция имама опустела. Пороховой и литейный заводы со всеми складскими помещениями были взорваны. Старые, немощные солдаты вместе с детьми и женами молодых ушли с чеченцами. Боеспособные влились в ряды армии имама.
Вскоре в Дарго пришло известие о том, что жители Андийского вилаета хотят примириться с русскими, помогают оставленным солдатам и офицерам продовольствием и одеждой, отказываются подчиняться наибам Шамиля.
Узнав об этом, имам написал приказ Рамадану: «Всех, кто будет оказывать содействие врагам, давать им продовольствие, продавать бурки, жестоко наказывай. Первым пойманным с поличным отруби головы и отправь тем, кто их совращает с пути истинного, чтобы неповадно было остальным. Лучше пожертвовать несколькими, но не потерять всех».
Рамадан так и сделал. Поймав трех жителей Анди, которые несли для продажи офицерам известные всему Кавказу и России андийские ворсистые бурки, отсек головы и ночью насадил на колья возле ручья, где солдаты набирали воду. В зубы одной из голов втиснул бумагу, на которой было написано по-русски: «Главному наибу гяуров дарим мы эти головы. Бери их и знай, что так мы будем поступать со всеми, кого вы будете совращать деньгами и всякими дарами. До сих пор мы вами занимались недостаточно, но отныне вы увидите, что произойдет между вами и нами».
Шамиль жил в старом Дарго, отсюда шли директивы, распоряжения и приказы, связанные с оборонительными мероприятиями. Сюда вскоре пришло известие о том, что жена его Патимат тяжело больна. Он решил съездить к семье в Сальбери. По пути завернул в Новое Дарго к наибу Джавад-хану. Вечером приехал доверенный человек от наиба Талгика, который сообщил, что Воронцов идет к старому Дарго. Тогда имам отправил Юнуса и Мухамед-Тагира навестить Патимат, сам вернулся в старое Дарго. Там он нашел отряды Кебед-Магомы и Хаджи-Мурада, которые шли, преследуя войска главнокомандующего, начиная от Андийского вилаета. Опередив русских, они явились в резиденцию имама. Утомленные трудной дорогой и битвами, мюриды отдыхали. На тропах были выставлены пикеты. Прибывшие вслед за Шамилем мичиковские, веденские и другие отряды расположились в лесах вокруг Дарго.