Имам Шамиль

Широко раскрыв большие серые глаза, он глянул на мать и снова сомкнул отяжеленные сном веки.

— Хороший мой, любимый, казна моя, счастье мое, — приговаривала Паху-бике, поглаживая бритую голову сына. — Вставай, голубок, лети навстречу неизвестности, там ждут тебя черные вороны, три дня кружатся они над нами, — шептала мать, сдерживая рыдания.

— Мама, что ты говоришь? Я ничего не пойму, — открывая глаза и сладко потягиваясь, спросил Булач-хан.

— Да это я песенку про себя пела. Вставай, надевай свою лучшую черкеску, опоясайся и кинжалик не забудь, все новое надень.

— А разве сегодня праздник?

— Да, праздник, только не у нас, а в стане наших врагов. Ты должен пойти туда с уважаемыми людьми Хунзаха и остаться там на некоторое время. Только не заплачь, ведь ты уже почти мужчина и к тому же сын хунзахского хана.

Мальчик, вспомнив отчаянные слова матери, которые слышал вчера, сразу сделался серьезным, глянув в лицо ей, сказал:

— Не беспокойся, не заплачу, а вот ты вчера плакала.

— Это я от злости, вдовам простительно.

— Мама, люди пришли, — сказал Абу-Нуцал, входя в комнату. Заметно было, что он очень волновался и с трудом сдерживался.

Булач-хан быстро вскочил с постели, натянул сапожки, надел маленькую черкеску, косматую папаху и весело, как будто на самом деле собирался в гости на праздник, воскликнул:

— Я готов, пошли!

Во дворе стояли оседланные кони, суетились люди. Абу-Нуцал посадил мальчика в седло, дал в руки повод. Сели на лошадей и сопровождающие. С шумом распахнулись ворота, зацокали по камням кованые копыта.

На крышах домов стояли женщины. Уголками платков вытирали они влажные глаза. Только ханша Паху-бике застыла во весь рост, как изваяние из черного мрамора. Лицо ее было беломраморным.

Гамзат-бек принял в плен сына ханши и в тот же день отступил от Хунзаха на несколько верст. Он только отступил, но не ушел, а через день повернул обратно к Хунзаху, к месту прежней стоянки.

Приложив руки ко лбу, с тревогой всматривались женщины Хунзаха туда, где на полях, позолоченных августовским солнцем, кружилась беда.

Измученная горем ханша отправила старшего сына с нукерами в стан Гамзата узнать, чего еще он хочет от нее.

Гамзат-бек ответил молодому хану:

— Я хочу, чтобы разрушили укрепления, выстроенные русскими, и немедленно выдали нам двух злоумышленников и убийц — Буга цудахарского и Маллачи из Тануса. Эти люди дрались против нас в Купле, лично убили несколько моих друзей и родственников и потому должны быть за это в ответе. Мы знаем, что они скрываются в Хунзахе.

— Да, — ответил Абу-Нуцал, — эти люди действительно находятся у нас. Они попросили убежища, мы не могли отказать, а раз мы согласились дать им убежище, то как же можем выдать их вам? Что касается укреплений, построенных царскими аскерами у нас, мы снесем их, когда всюду восстановится мир.

— Ты, Абу-Нуцал, слишком молод, чтобы самостоятельно решать эти вопросы. Иди доложи матери о моих требованиях, — сказал Гамзат-бек.

Абу-Нуцал вернулся домой, сообщил матери и почетным людям о новых требованиях Гамзата.

— Хорошо, — сказала ханша, — попробуем подойти к этому чанка с другой стороны…

Вечером к стоящему на карауле мюриду Гамзата подошел человек, пришедший из Хунзаха, и сказал:

— Послушай, брат, мне нужно увидеть Шамиля из Гимры, ты не скажешь, как его разыскать?

— Скажу, — ответил караульный, — вон там с правого края расположен его отряд, и сам он, наверное, сейчас там.

Человек из Хунзаха, которого звали Ахмед, поспешил туда, куда было указано. Это был тайный посол от ханши.

Шамиль, совершив вечернюю молитву, сидел в кругу товарищей, беседуя. Подошел сотский, сказал, что какой-то человек спрашивает его.

Шамиль велел позвать незнакомца.

— Асаламалейкум, — сказал Ахмед, протягивая руку.

— Ваалейкум салам, — ответил Шамиль, пожимая ее.

— Разговор у меня секретный к тебе, — сказал Ахмед.

— Я слушаю, — сказал Шамиль, когда они отошли к сторону.

— Ханша прислала меня к тебе. Она говорит, что ты человек ученый и уважаемый военачальник Гамзата. Госпожа просит уговорить и увести мюршида отсюда. Он считается с тобой и послушает. За эту услугу она обещает дать тебе двести туманов наличными.

Шамиль вспыхнул. Он хотел грубо обругать посланца, но сдержал себя.

— Твоя госпожа плохо знает меня, если думает, что я могу согласиться на подкуп. Скажи ей, что совесть и честь я ценю больше жизни и так же предан своему мюршиду и аллаху, как ее сын Абу-Нуцал царю Арасея.

Ахмед быстро исчез во тьме. Шамиль немедленно отправился в шатер к Гамзату и рассказал о разговоре с тайным посланцем ханши.

— Значит, еще не совершилось их укрощение. Они решаются на хитрость, а может быть, и на что-нибудь худшее. Напрасно я отпустил с миром Абу-Нуцала. Но еще не поздно вернуть его.

Утром Гамзат вновь направил Кебед-Магому с десятком нукеров в Хунзах.

Паху-бике вышла на крышу и, не ответив на приветствие посланцев, глянула на Кебед-Магому с ненавистью. Кебед-Магома сказал:

— Гамзат-бек хочет говорить со вторым сыном твоим Умма-ханом, поскольку Абу-Нуцал до сих пор не явился с ответом.