Имам Шамиль

Вернувшись в Петербург, Шамиль посетил Инженерный замок. Здесь его торжественно встретили воспитанники, а генерал-майор свиты Его Величества Кауфман демонстрировал Шамилю макеты крепостей, объяснял их устройство и способы обороны. Имам со знанием дела обсуждал модели и сетовал, что у него не было ни сил, ни средств на сооружение подобных твердынь, а иначе бы дело могло обернуться по-другому.

В Военно-топографическом депо Шамиль долго не отходил от рельефной карты Кавказа, указал местоположение родного аула Гимры, а Гуниб нашел слишком маленьким. Там же он впервые увидел глобус Земли, который явно противоречил карте мира, имевшейся в библиотеке имама.

В Петербурге Шамиль вновь посетил балет, куда был приглашен директором Императорских театров Сабуровым. Шамиль с провожатыми разместился в директорской ложе и разглядывал танцоров через театральный бинокль.

Давали балеты «Пери» композитора Поля Дюка и «Катарина», поставленные все тем же Перро. В «Пери» на сцене явился турецкий султан со всем своим гаремом. На экзотические танцы избранных прелестниц Шамиль смотрел со снисходительной улыбкой. Но когда сам султан принимался выражать свои восторги энергичными прыжками и великолепными сальто-мортале, Шамиль негодующе поднимал брови и растерянно косился на своих спутников. Такого позора от высокочтимого лица, хотя бы этот султан был и балетным, он не ожидал. Но вскоре Шамиль отложил бинокль и только иронично улыбался, отнеся безумные пляски султана на счет невежества создателей балета, "кормивших публику грязью".

Балет «Катарина», в котором буйствовали амазонки, шалили разбойники и разрушались мосты, отчасти напоминал кавказские события и понравился Шамилю куда больше.

В поездках Шамиля сопровождал замечательный художник академик живописи Василий Тимм. Он бывал во время военных действий на Кавказе и в Крыму, где создал целую галерею типических образов, жанровых и батальных сцен. Его рисунки были популярны при императорском дворе и украшали альбомы членов правящей династии. Пребыванию Шамиля в Петербурге Тимм посвятил серию литографий, опубликованных затем в периодическом сборнике "Русский художественный листок", который сам же он и издавал.

Посетил Шамиль и учебные заведения, где воспитывался его сын Джамалуддин. Он присутствовал на занятиях, на уроках танцев и в гимнастическом зале, где воспитанники лазали по шведским лестницам и упражнялись в фехтовании.

Императорская публичная библиотека вызвала у Шамиля нескрываемый восторг. Тонкий ценитель книг долго осматривал богатейшее собрание, ходил из зала в зал и с трепетом брал в руки древние манускрипты, среди которых были Кораны и другие книги на арабском языке. Директор библиотеки подарил Шамилю роскошную рукопись Корана XVIII века, чем тронул Шамиля до глубины души. А представленные имаму иностранные издания о нем самом вызвали у Шамиля улыбку помещенными в них портретами, на которых он изображался в самых фантастических образах. В библиотеке осталось несколько автографов Шамиля, один из которых гласил: "Смиренный Шамиль вошел в эту палату 15-го дня месяца раби ал-ула 1276 года хиджры (1 октября 1859 г.)". Здесь же сделал приписку и его сын: "И смиренный Гази-Мухаммед, сын его, был с ним в это время". В другом похожем автографе Шамиль оставил дату своего рождения: "… а родился он в 1212 г.".

Особое место во время пребывания в Петербурге заняли встречи Шамиля со светилом востоковедения членом-корреспондентом Петербургской и многих иностранных академий наук Мирзой Мухаммедом-Али (Александром Касимовичем) Казем-Беком.

Почитая в Шамиле создателя Имамата и большого ученого, Казем-Бек обсуждал с ним вопросы теологии, таинства тариката и особенности кавказского мюридизма. Казем-Бек подарил Шамилю несколько манускриптов и пенсне, которое пришлось Шамилю как нельзя кстати. Их долгие беседы легли в основу книги Казем-Бека "Мюридизм и Шамиль", вскоре опубликованной в журнале "Русское слово". Они остались друзьями, обменивались книгами и вели переписку. Но книгу Казем-Бека Шамиль счел не во всем удачной, хотя профессор и называл Шамиля "героем и создателем героев".

Благородный облик Шамиля, его светские манеры и мудрая рассудительность оставили у петербуржцев самое доброе впечатление. На их традиционный вопрос, что понравилось Шамилю в России больше всего, он отвечал: "Любовь и уважение, которые питают подданные к своему царю". А когда его спрашивали, отчего Шамиль не закончил войну раньше, он говорил: "Я был связан присягой своему народу. Но теперь совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и все европейские народы отдадут мне справедливость в том, что я сдался только тогда, когда в горах народ питался травою".

В день отъезда Шамиля из Петербурга публика переместилась со Знаменской площади на вокзал. Экипажи запрудили все улицы, проехать было невозможно и даже пришлось задержать поезд.

Карету Шамиля сопровождали поднятые шляпы и воздушные поцелуи. "Прощайте, Шамиль! Останьтесь с нами! Погостите еще у нас!.." — неслось со всех сторон, пока экипаж Шамиля пробирался к вокзалу.