Имам Шамиль

Большей же частью в доме говорили, что Каримат больна. Доктора помогали чем могли, но излечить "тоску по родине" так никому и не удалось. Чтобы как-то скрасить затворническое пребывание женщин в Калуге, им было разрешено по вечерам выходить на прогулки в сад и изредка, но также по вечерам, совершать в коляске прогулки по городу.

Каримат любила своего мужа и видела в нем будущего властителя Дагестана. Но в Калугу ехала без особого желания. Привыкшая к свободе, она не хотела превращаться в пленницу, даже если клетка ее будет "золотой". Она уговаривала мужа вернуться на Кавказ, где власти вполне могли сделать его новым главой горцев, хотя и без духовных полномочий. Гази-Магомед и сам подумывал о возвращении на Кавказ, но не мог оставить отца одного. Тогда Каримат приводила в пример его брата Магомед-Шапи, делавшего успешную карьеру в Петербурге. Но и это не убеждало ее мужа. Он обещал вернуться, но позже. Каримат твердила, что позже - будет слишком поздно, чтобы сын смог получить в наследство от отца весь Дагестан, а не только звание сына бывшего имама. Она считала, что раз Шамиль проповедовал свободу, то и сын его волен свободно вернуться на родину. Она убеждала Гази-Магомеда, что остались еще мюриды, готовые к новой борьбе и ждущие лишь искры, чтобы взорвать Кавказ, как бочку с порохом.

НОВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ СТОЛИЦЫ

Вскоре в Калуге была получена телеграмма, в которой Шамиль приглашался в Петербург на высочайшую аудиенцию и для встречи с Барятинским. Вскоре прибыл и фельдъегерь с приказом препроводить имама в столицу.

В конце июля Шамиль с сыном и зятьями, в сопровождении Руновского, отправился в Петербург.

До Москвы они ехали в экипажах, а затем пересели на поезд.

На вокзале в Петербурге их встретили Магомед-Шапи и старый знакомый полковник Богуславский. Гости, как и в первый раз, остановились в гостинице "Знаменская" и встретили то же радушие петербургской публики.

В ожидании царской аудиенции Шамиля, на пароходе великого князя Константина, повезли в Петергоф. Там его радушно встретил князь Барятинский, произведенный уже в генерал-фельдмаршалы. Барятинский еще числился в прежних должностях, но война подорвала его здоровье, тяжелые ранения все чаще давали о себе знать, и он вынужден был лечиться.

Своей красотой и невиданным великолепием Петергоф затмил все, что горцы видели прежде в России. Повсюду тут витал дух Петра I, а убранство поражало роскошью.

Начиная с Петра, Петергоф переделывался каждым царем на свой лад. Лучшие архитекторы и скульпторы от Д. Кваренги до П. Клодта трудились над украшением его многочисленных дворцов, павильонов, парков и островов. А братья-мебельщики Гамбсы создавали обитателям Петергофа поистине царский комфорт.

Гостям показывали все - от монументальных дворцов с коринфскими колоннами и "Помпеи" до стилизованной "русской избы" и водяной мельницы. Все так напоминало театральные декорации, что здесь даже представлялся балет "Наяда и рыбак".

Фигура Самсона, раздирающего пасть "шведского" льва, из которой извергалась хрустальной чистоты струя, ослепляла золотом, а над другими фигурами, из которых тоже били фонтаны, горели радуги.

Гости несколько часов гуляли по дворцовому саду, в котором было множество диковинных вещей. Искусственные деревья обдавали их прохладной росой, в густой листве пели чудесные птицы, а в прудах плавали лебеди и игрушечные копии "потешных флотилий" Петра.

Из Петергофа гости прибыли по морю в Кронштадт. Шамиль уже был здесь в свой первый приезд в Петербург, но теперь он увидел, как строятся эти огромные корабли.

На следующий день гости посетили стеклодувную фабрику, где им показали, как из простого песка делается стекло, а из него - прекрасная посуда.

В Петропавловской крепости они посетили могилы Николая I и других царей, а затем отправились на монетный двор, где увидели, как чеканятся серебряные деньги. К полудню их привели к пушке, которая выстрелила ровно в 12 часов и по которой Шамиль проверил свои часы, как это делали все петербуржцы.

Затем гостей привезли в зоопарк, поразивший горцев обилием невиданных зверей, птиц и морских животных. Их особенно развеселил говорящий попугай, которого Магомед-Шали пытался научить аварским словам, говоря, что у его новых друзей это не получается, так, может, хоть попугай что-нибудь выговорит. Но попугай твердил только "Здравствуйте, господа" и "Подайте на пропитание". Гостям показали и огромную змею, которая напомнила Шамилю змею еще большую, с которой ему пришлось схватиться в детстве.

Вечер Шамиль провел у Казем-Бека, работавшего над новой книгой "О значении имама, его власти и достоинстве". Остальные отправились в театр.

ПРИДВОРНЫЙ ХУДОЖНИК ЗИЧИ

В этот приезд гостей сопровождал придворный художник венгр Михай Зичи. РН сменил Тимма, который страдал болезнью глаз и уже подумывал прекратить издание "Художественного листка", чтобы вернуться в Германию. Так он вскоре и сделал. На родине Тимм уже почти не рисовал и только заведовал небольшой керамической фабрикой в Берлине.