Имам Шамиль

Некоторая известность и хорошие связи при дворе султана позволили Сефер-бею получить от Порты пост генерал-губернатора Черкесии. Впрочем, ни Порте, ни Черкесии это пользы не принесло. Напротив, водворение на мифический престол представителя старой аристократии вызвало в народе гнев и привело к опасности раскола там, где впервые за все времена был создан единый союз равноправных народов с явными признаками государственности.

Сефер-бей обещал Порте грандиозные победы и захват Тифлиса, но в реальности оказался не способным ни на какие серьезные действия.

Власть по-прежнему принадлежала Магомед-Амину, который энергично расширял свое влияние среди адыгов и стремился объединить Черкесию с Имаматом Шамиля.

В письме к имаму Магомед-Амин сообщал: "...Когда я прибыл управляющим этих вилайатов, то все подчинились мне, принесли клятву повиновения. ...Затем те, которые подчинились по принуждению, образовали независимую группу, нарушив свою клятву, и когда мы однажды приблизились к одной из новых русских крепостей, ополчились против меня. Рассеялись мои спутники. Они намеревались меня отстранить от дел; они хотели посадить меня в каком-нибудь местечке вилайата без дела. ...Я потерял уверенность в себе! Они сожгли мою усадьбу, но я им ни в чем не уступил. Я повторял настойчиво: "Мне достаточен Аллах и Его благоденствие". ...И люди вернулись ко мне после того как они были против меня. ...Мы спалили дома отступников, убили некоторых, некоторых заключили в тюрьму, а некоторых избили. Собрав отряд, мы поднимались даже четырежды в горы, где однажды мы истребили 60 ренегатов "магов", мы их захватили в плен, предали огню их "обнаженных" идолов. ...С помощью огромной благодати вашей и благодати наших накшбандийских шейхов число наших сторонников - их число Аллах лучше знает - достигло 200 тысяч, а размер их территории - территория, заключенная между Анапой, Сухумом и Карачаем.

Мы обновили их суды, создали около 14 комендатур, восстановили разрушенные мечети.

...Чтобы охватить все то, что произошло здесь, нужно написать толстые тома, однако пусть это не покажется самовосхвалением.

...Затем я отправил посланцев в Стамбул в прошлом году, и они возвратились ко мне с доброй вестью. С одним из них пришли три больших парохода, наполненные порохом и свинцом. Пришли также письма от Высочайшего с пожеланиями и симпатией, но без новых указаний. Затем проклятый начал захватывать крепости, и до дня написания этого письма взятых им крепостей уже насчитывается двадцать.

Среди них Сухум, одна большая в центре шапсугов, две крепости в Лабе. Остальные все на берегу моря. Их названия не находят соответствия в нашем языке, поэтому я не стал их упоминать здесь".

Письмо было скреплено печатью с надписью "Кто потерпит, победит. Раб возвещающий Мухаммадамин".

Скоро уже и Порта сочла необходимым вести дела с Магомед-Амином. Тем более что к этому ее подталкивала Англия, откликаясь на горячие просьбы польского правительства в изгнании.

Чарторыйский сумел организовать несколько десантов в Черкесию. Когда к Магомед-Амину прибыли польские военные специалисты с партией оружия, их уже ждал здесь целый отряд беглых поляков.

Дело шло к тому, что Магомед-Амин мог вскоре открыть на северо-западе Кавказа второй фронт.

НАБЕГ ХАДЖИ-МУРАДА НА ТЕМИР-ХАН-ШУРУ

В конце марта 1849 года Аргутинский вернулся в свою главную резиденцию Темир-Хан-Шуру, чтобы отдохнуть и залечить рану, полученную под Салта. Он был человек немногословный, но среди веселья по случаю успешного завершения военной кампании несколько расслабился и дал волю чувствам. Награждая своих героев, он позволил себе нелестно отозваться о шамилевских наибах, а Хаджи-Мурада и вовсе выставил трусом.

Мнение Аргутинского очень скоро сделалось известным гордому наибу. Хаджи-Мурад подозревал, что мнение генерала разделяют и многие горцы, считая его виновным за ахтынский неуспех, и решил на деле показать кто есть кто.

В ночь на 14 апреля Хаджи-Мурад с пятью сотнями отборных удальцов появился у стен Темир-Хан-Шуры.

Крепость быстро обрастала поселениями и уже превратилась в большой город, который был обнесен рвами и валами с орудийными редутами и считался совершенно неприступным. Вокруг города стояли кавалерийские полки, дозоры и сторожевые башни, между которыми сновали многочисленные патрули.

В Шуре был дом самого Аргутинского, здесь же располагалась штаб-квартира Апшеронского полка и жил его командир князь Г. Орбелиани, который как раз в тот вечер давал в своем доме бал. Постоянный гарнизон Шуры насчитывал больше четырех тысяч человек.

Следуя своей излюбленной тактике, Хаджи-Мурад оставил половину отряда в засаде, а остальные начали осторожно подбираться к крепости. Их заметили дозорные, но успели сделать лишь несколько выстрелов, как были смяты нахлынувшей волной горцев.