Имажинали (сборник)

— Должен ли я заключить, мадам, что эта прагматичная женщина нашла способ открыть ворота Монлери?

Наступали сумерки, и Катрин, проезжая мимо большого фермерского дома, приютившегося на склоне холма, остановила лошадь.

— Ну да, — уверенно заявила она. — Было бы бесполезно пытаться штурмовать. Хороший капитан — он чего не может получить силой, того старается добиться хитростью.

* * *

Повозка тяжело катилась по дорожной щебенке, скрипя всеми осями под грузом дров. Катрин, спрятавшаяся за вязанками, чувствовала, как неровности дороги отдаются у нее в костях, но не смела пошевелиться, чтобы переменить положение на более удобное. Устройство их тайника потребовало кропотливости, изобретательности и известного безразличия к комфортности. Совсем рядом с собой она слышала дыхание двух спутников, так же затаившихся в своих укрытиях, как и она.

Затем, к облегчению Катрин, упряжка покатилась ровнее, что свидетельствовало о том, что она выехала на мощеную дорогу. Полдюжины рейтаров, переодетых лесорубами, которые сопровождали ее, подстегивали волов.

Повозка встала. Осторожно глянув из-под парусины, она обнаружила, что они добрались до въезда в обнесенный стеной город и ожидают в хвосте редкой вереницы крестьян. Садящееся на западе солнце окрашивало стены в золотисто-розовый цвет. Она хорошо рассчитала время их прибытия: с наступлением темноты Монлери закрывал свои ворота. Повозка тронулась. Снова остановилась.

— Что в этой телеге? — спросил скучающий голос.

— Дерево, и самое наилучшее, мессир, — отвечал Фоссойе с должной долей почтения.

Из-за груды бревен Катрин скорее угадала, чем разглядела арочный свод главного входа, где стражники тем временем осматривали груз. Стражники в красно-золотых мундирах — цвета Бургундии. Бургундцы? Черт!

— Я тебя не знаю, — сказал тот же скучающий голос. — Как так?

— Мне сказали, люди здесь платят справедливую цену. Уж конечно, человек имеет право продавать свой товар там, где его труды оценят.

— Налог — пятнадцать солей. Есть у тебя чем заплатить?

Фоссойе, что-то бормоча, открыл кошелек и зазвенел медными монетами.

— Ты со своими парнями можешь заезжать. Стол сборщика налево.

Повозка снова тронулась, подпрыгивая на ухабах, проехала через ворота и снова остановилась перед писцом, который собирал городские налоги. Фоссойе вяло поспорил насчет суммы налога — не сделать этого было бы подозрительно — и выложил монеты на стол.

Затем повозка выехала на улицы Монлери, гудевшие от непрестанного шума. Крики разносчиков воды и торговцев едой смешивались с криками шлюх у окон, зазывающих клиентов, руганью кучеров и домашними ссорами. Почти лишившись обзора, Катрин сосредоточилась на других чувствах, чтобы следить за их путешествием. Ей щекотал ноздри запах жареного мяса из лавок на улице Жаровень, а на улице Булочников — свежего хлеба.

Рядом с конюшней у постоялого двора был задний дворик. Там они распрягли волов, оставив деревянную повозку в глубине двора. Катрин окоченела с головы до ног, но выжидала. Она ожидала так долго, что наступили сумерки и выглянул полумесяц. Возились в конюшнях конюхи, приходили и уходили служанки.

От внезапного топота сапог у нее встали волосы дыбом. Во дворе раздались громкие голоса с интонациями военных:

— Уберите-ка этот чертов верх!

Сердце Катрин бешено заколотилось. Все пропало. Черт, черт, черт… Когда солдаты начали шариться в бревнах, она предпочла выйти с оружием в руках, чем быть затравленной, как олень. Леонс и Марсьяль последовали ее примеру. Их окружили несколько бургундцев — мечи обнажены, луки и арбалеты наготове.

Катрин во мгновение ока оценила ситуацию. Сопротивление означало бы смерть для нее и ее людей, бессмысленную и бесполезную смерть. Я не позволю своим людям погибнуть из-за меня. Придется сдаться. Другого выхода нет.

— Бросайте оружие! — прорычал офицер.

Мысли Катрин вихрем закружились в водовороте тревожных колебаний. Сдаться — да, но оставят ли их в живых? Здесь не поле боя, ничто не мешало бургундцам казнить их как разбойников. Высокий и массивный, светловолосый бургундский офицер окинул их взглядом, в котором не проглядывало ни тени любезности или уважительности. Неудивительно. Их наряд и вся ситуация скорее указывали на предположительных висельников, чем на благородных врагов. Но Ведьма собой представляла завидный трофей, за который можно было получить большой выкуп. Достаточно ли будет моего имени, чтобы гарантировать нашу безопасность? У нее не было другой карты.

— Я прошу пощады. Я баронесса де Буа-Куси, капитан его величества короля Франции. Я прошу пощады для себя и своих людей.

Она не сводила с него глаз. Широкое, невозмутимое лицо офицера изменило выражение, на нем появилось удивление — с оттенком расчета. Мир вокруг замер, она увидела по его глазам, что внутри него идет полная переоценка ситуации, прихватывающая стратегические соображения, гораздо более веские, чем простая алчность.