Имбирь и мускат

Точно так же, как много лет назад Сарна мечтала об отъезде из Индии и новой жизни, Пьяри теперь с радостью думала о Канаде. Конечно, обстоятельства у них были разные, но обеими женщинами двигало одно: соблазн перерождения. Они вообразили, будто счастья можно добиться на другом месте; главное — его найти. От себя не убежишь — вот чего так и не поняла Сарна, а Пьяри только предстояло постигнуть. Она думала, что если уедет подальше от своей неугомонной матери, то обретет покой. Оказалось, семья везде, где бы ты ни был. Она — в твоем характере и привычках, в чертах лица и морщинах. Сама кровь, питающая тело, хранит мельчайшие частички семьи, и однажды она отзовется болезнью или родится заново вместе с ребенком. Семья незримо присутствует в обязательствах и ожиданиях: даже если никто о них не говорит, ты знаешь, что нужно их оправдать. Семью чувствуешь всюду — как утешение или тяжкий гнет.

Дочки разъехались, Раджан учился в университете, и Сарна почувствовала себя одиноко. Ей не нравился изменившийся быт: больше не надо готовить любимые блюда к приходу детей из школы или с работы; стирки и глажки стало заметно меньше, уборку можно делать реже, пожаловаться некому, да и не на кого. Сарну охватило то же уныние, что и после приезда в Лондон. Цель всей ее жизни — обеспечить детям безбедную и счастливую жизнь — достигнута. Что теперь?

Сарна без конца твердила себе, что выполнила долг перед Найной: выдала ее замуж и переселила на безопасное расстояние, за несколько сотен миль от себя. И все же боль невысказанной правды и страх изобличения не исчезли.

Все усугубил ее старый недуг — «повышенная чувствительность желудка», как она его называла. Боли начались несколько месяцев назад, но Сарна старалась не обращать на них внимания. Врач заявил, что необходима операция. Она наотрез отказалась — уже не первый раз. И с тех пор совсем перестала ходить к доктору. Лечилась так: натирала живот теплым топленым маслом и пила горячую молочную смесь из масла, шафрана и миндаля. Когда это не помогло, Сарне пришлось согласиться на удаление матки. Ирония судьбы: дети разъехались, и теперь у нее забирали само материнское начало. Птенцы покинули гнездо, и оно распалось.

Пьяри не вернулась из Канады, чтобы присматривать за больной матерью. «Зачем? Раджан и Найна там, а я только что доехала», — сказала она по телефону. Раджан однажды приезжал в больницу и один раз — домой, когда Сарна уже выздоравливала, но у него были дела и поважнее. Поэтому Найна и Карам вдвоем ждали, когда кончится операция. Найна держала мать за руку, когда та очнулась после наркоза. Она же готовила для Карама, пока Сарна лежала в больнице и поправлялась дома. Купала, кормила и успокаивала мать в эти трудные дни. Найна — отверженный плод удаленного чрева — своей заботой вернула Сарне здоровье.

Пока Сарны не было дома, Карам с Найной оставались одни. Сначала он не знал, что сказать девушке, которую посадили ему на шею против его воли. Все те годы, что она жила с ними, Карам разговаривал с ней только по необходимости. Для Найны же он был строгим директором школы, который беседовал с учениками, когда те нашкодили или, наоборот, отличились. К счастью, ни того, ни другого она обычно не делала. И теперь ей приходилось нелегко от этой близости.

Когда они ехали из дома в больницу и обратно, тишину заглушало радио. Однако на Эльм-роуд им так или иначе приходилось разговаривать. Во время первого совместного ужина звон вилок о тарелки с каждой секундой становился все громче, словно барабанная дробь, возвещающая о торжественном событии. Карам мешал ласси с таким остервенением, будто хотел расслоить йогурт на молоко и воду. Найна быстро ела кичди, стараясь не обращать внимания, что горячий бульон с чечевицей и рисом обжигает ей рот. Карам дул на свою тарелку и наблюдал за девушкой.

— Я думал, ты любишь острый перец, а не кипяток.

Найна положила ложку и сделала большой глоток воды, потом прижала пальцы к губам. Они горели и были красные.

— Сарна сказала, ты учишься на медсестру.

Найна кивнула.

— Правильно. Врачи и медсестры всегда будут нужны. Вы с Притпалом не останетесь без работы.

Она снова кивнула и отпила воды.

— Это он придумал. Притпал.

Найна была очень похожа на Сарну, и от этого сходства Караму всегда становилось не по себе. При виде девушки нежные чувства и гнев поднимались из прошлого, чтобы болезненно столкнуться в его груди. Даже форма ее рук напоминала ему о жене: длинные тонкие пальцы с изящными овальными ногтями. Хотя ладони Сарны давно огрубели от домашней работы, а пальцы стали похожи на редиски.

Прежде чем попробовать кичди, Карам помешал его ложкой. Найна тоже взялась за еду. Бульон немного остыл, но ее опухший и обожженный рот все равно не чувствовал вкуса.

— Сарна научила тебя готовить, — заметил Карам. Из его уст это прозвучало как самый лучший комплимент.