Имбирь и мускат

— Прости, врач ведь сказал, что через несколько месяцев все будет хорошо.

— А хорошо не стало! — Сарна заплакала. Она хотела, чтобы Карам просто ее обнял. Ей было нужно всего лишь утешение, близость, в которой она давно себе отказывала. Но Карам больше к ней не прикасался — ни в ту ночь, ни потом. С одной стороны, это принесло Сарне облегчение, с другой — она начала переживать, что не нравится мужу. С огромным шрамом на животе и пустотой, она считала себя ни на что не годной.

Охваченная чувством неприкаянности, Сарна начала злиться на предприимчивого Карама. Его торговля тканями шла более чем успешно, и дело росло с каждым годом. У него было больше десяти постоянных клиентов в Лондоне, а также несколько заказчиков в Бирмингеме, Манчестере и Суиндоне. Он даже посылал ткани в Париж и Франкфурт. Разумеется, это сказывалось на его занятости, ведь он управлял всем в одиночку.

— Какой смысл нанимать кого-то, если я сам могу выполнять ту же работу в сто раз лучше? — говорил Карам, когда ему предлагали найти помощника. На прежней службе Карама существовал строгий распорядок: с девяти до пяти он был в конторе, а вечером и по выходным — дома. Теперь же работа вторглась во все мгновения его жизни. Если он не собирал заказы, не развозил ткани или не наведывался на склад, который снял неподалеку, то заполнял счета или разговаривал с Калвант по телефону, обсуждая следующие закупки и очередную поездку в Индию. Часто Карам трудился по выходным, отвозя товар на рынки в Портобелло или Камден.

Сарне не нравилась непредсказуемость его новой работы. Она не знала, где ее муж и когда вернется домой. Порой он приезжал поздно ночью, после одиннадцати, обвиняя во всем пробки, сломавшуюся машину или опоздавшего клиента. Сарна не верила этим оправданиям. Она начала подозревать мужа, когда им домой стали звонить какие-то женщины. «Но это же мои клиенты! — говорил Карам. — Просто продавщицы из магазинов, с которыми я работаю, или жены заказчиков. Это называется торговля». Разве могла Сарна знать наверняка? Он изменил ей однажды и сделает это снова. Работает с дамскими лавками, представляет, как его одежда будет смотреться на молодых телах, без конца встречается с женщинами, ездит в другие города — все условия для романа на стороне. Большинство мужчин не устояли бы перед таким соблазном, что говорить о Караме, который уже проявил свои дурные склонности? В те годы между супругами то и дело вспыхивали ссоры. У Сарны не было доказательств мужниной измены, однако ей было довольно и пустых подозрений, чтобы его обвинять.

Как-то раз Карам снова вернулся поздно, около одиннадцати вечера. Вместо того чтобы попросить прощения, он сразу начал оправдываться:

— Представляешь, этот идиот не явился! Невероятно! Я позвонил ему, а он сказал, что совсем про меня забыл. Я проехал столько миль до Суиндона, а он запамятовал! Пришлось ждать его четыре часа. На обратном пути угодил в пробку, там была авария.

— Еда на столе, твоя тарелка на стойке. В холодильнике есть йогурт, — сказала Сарна, не отрываясь от телевизора.

— Вообще-то я не голоден. Хочу поскорее лечь спать, завтра встаю с утра пораньше. — Он направился к спальне.

Не голоден? Целый день работал и сыт! Наверняка где-то поел.

— Ты поужинал? — Сарна пригляделась. Карам выглядел слегка растрепанным. Волосы торчали из-под тюрбана, рубашка помята.

— Да, перекусил по дороге. — Он зевнул. — Совсем немного, но я так устал, что больше не хочу.

— И что же ты ел? Где? — Сарна не могла поверить, что Карам раскошелился на ресторан.

— Жареную картошку на выезде из Суиндона. — Все его тело ныло. Карама утомили дорога и ожидание, он хотел лечь и отдохнуть. Конечно, он понимал, куда клонит Сарна, и вовсе не собирайся идти в этом направлении. Когда же в его голове заиграла песня Элвиса Пресли «Подозрительные умы», он не удержался и вильнул бедрами в такт. В те дни стоило только Сарне завестись, как невидимый палец нажимал на кнопку, и в его голове начинал понимающе петь Пресли.

— Я пошел в душ и спать, — сказал Карам и вышел из комнаты.

Сарна, следившая за каждым его движением, сразу заметила, как муж дернулся. И приняла это за непристойный намек. Конечно, она и предположить не могла, что здесь замешана вовсе не женщина, а мужчина по имени Элвис.