Имбирное облако

– Скоро поймешь, – угрожающе пообещал Сергей и быстро пошел к выходу, оставив лейтенанта в недоумении, а еду – практически нетронутой.

* * *

«М-да… Полный привет! Ищем Яковлева по моргам и больницам подозреваем черт знает в чем, а он спокойненько отдыхает в КПЗ нашего же районного отделения. М-да… – сокрушался Сергей Федорович, шлепая по лужам обратно на работу. Дождь кончился, но небо все еще не очистилось от низких свинцовых туч. – Скверная погода, – подумал Быстров, глядя на небо, поежился и сунул озябшие руки в карманы куртки. Настроение было под стать погоде – мерзопакостное. Душа путалась в какофонии чувств и эмоций, все перемешалось: злость на Рожкова за его тупость, радость, что нашелся американский друг Полины, неловкость перед ним, опять же, за нерадивых сотрудников, и неожиданное сочувствие к нему. – Бедный мужик, не успел вернуться, а ему сразу обвинение в краже впаяли, подозревали в изнасиловании и похоронили заодно. Повезло так повезло. М-да… – Сергей Федорович поморщился, вспомнив смех Каррен Райдер, когда ей сказали о подозрениях в отношении любимого мужа: инвалид, передвигающийся с помощью коляски, жестоко насилует женщину, – очень оригинально! Страшно представить, какое впечатление мадам Райдер получила от общения с сотрудниками милиции. – Ну, Рожкин, ну, урод! За родину-то как стыдно, однако…»

Как Валерий Яковлев вляпался в историю с кражей, было понятно. Несчастный профессор действительно увидел, как у женщины украли кошелек, и он на самом деле попытался помочь. Кошелек оказался у него в руках, тут его и прихватили с поличным. Бомж указал на Яковлева, покрывая своего настоящего подельника, попросту говоря, классически подставил. Небритость и опухшее лицо профессора – следствие длительного перелета, а неопрятная одежда объясняется обычной американской модой. С этим вопросом все понятно, Рожкина осуждать в этом плане нельзя – ошибся парень, с кем не бывает! Но почему опер не обратил внимания на инвалидную коляску? Эта вещь никак не могла выглядеть дешевой. Надо же быть таким идиотом! Три дня напрасной работы – и все из-за какого-то амбициозного тупицы, возомнившего себя гением сыска. Гнать надо таких из милиции в шею! Инвалида в КПЗ засадил – беспредельщик. Моральный урод. Козявка!

Быстров нервничал. Скоро ему предстояла беседа с человеком, который (если захочет, конечно, разговаривать после того, что произошло) может поведать о Полине очень многое, например, о юности девушки или… о том, что их связывало много лет тому назад. Собственно, последний щекотливый вопрос непосредственно к делу не относился, но интерес к данной теме не давал Сергею Федоровичу покоя. О Валерии Яковлеве Полина говорила с нежностью, назвала его другом. Был ли Яковлев просто другом или, возможно, когда-то их связывали более близкие отношения? Или до сих пор связывают? Инвалид, но, глядя на живот Каррен Райдер, нельзя исключать, что с этим делом у профессора все в полном порядке, не без легкого раздражения предположил Сергей, наступил в последнюю лужу, усыпанную разноцветными кленовыми листьями, стряхнул прилипший к ботинку лист и вошел в двери отделения, напевая себе под нос песню: «Клен ты мой опавший, клен заледенелый. Что стоишь, согнувшись, под метелью белой? Или что увидел? Или что услышал?..» Да, услышать подробный рассказ Валерия Яковлева о Полине Кравцовой страсть как хотелось!

Глава 13 Профессор

Тем временем… профессор русской литературы, преподаватель Бостонского университета, писатель, входящий в число самых читаемых авторов Америки, и вообще уважаемый в литературных кругах человек лежал на вонючих нарах в камере предварительного заключения, смотрел в потолок и силился понять, как его угораздило вляпаться в столь неприятную историю.