—Эльфка покупает нашу контору... А я-то думал, похмелье — это худшее, что будет ожидать меня сегодня утром. — И громко: — Простите, миледи, я был не прав!
Но он все-таки понял, как понял это я, что раз «миледи» соизволила подняться наверх, оставив приставов внизу, значит, у нас есть шанс разойтись мирно. Убраться, в смысле, уйти свободными, на своих двоих, на все четыре стороны без проблем. И с гордо поднятыми головами, как и полагается двум неудачникам на бизнес-поле Харашты (умолчим о том, что подобных неудачников чаще находят в подворотнях с перерезанными глотками). Вообще, когда права собственности переходят из рук в руки посредством выселения, может случиться... всякое. Если выселенец ершист, команда приставов пополняется троллями, а уж те «в порядке исполнения служебного долга» могут устроить вам внезапное недомогание, скоростной спуск по лестнице и даже обзорный полет из окна.
Но эта девушка, похоже, была не чужда добродетели. Да-да, у приезжих случаются острые приступы этого недуга. Обычно он проходит через месяц-два, когда они убеждаются, что слова «добродетель» и «Харашта» могут соединяться разве что противоестественным образом.
Короче говоря, я кивнул, не забывая следить за выражением ее лица. Складка между ровных тонких бровей эльфийки мне не очень нравилась.
—Не задирай хвост, Ол. Мы спокойно...
Но он уже решил прокрутить ситуацию до конца и включил план номер девять: сел на пол, уронил голову на руки и запричитал:
—Молю, испытайте сочувствие к нашим проблемам!
Ненавижу план номер девять! Но... Иногда он срабатывает, особенно с женщинами. Здесь нужен напор, здесь нужно все провернуть очень быстро.
—Дедушка? О Небеса! Я не слышал, что случилось? Он поднял голову, на его глазах блестели слезы (а изо рта, добавлю, выхлестывала мощная струя перегара).
—Я не хотел, не хотел говорить, тебе и без того пришлось тяжело последний месяц! Страшный обвал в Джутовых пещерах! Чтобы спасти, пришлось отнять обе ноги! И что теперь? Дети!.. Сорок ртов лишились кормильца. Остался один кормилец — я!
—О Небо, о Великая Торба!
—Поднять их, дать воспитание, чтобы они не пошли по кривой дорожке и не попали в лапы воров и распутников! Но мы разорены!.. Я разорен! Я нищ... Тебе хорошо, Фатик, уйдешь в матросы, а я... Я займу место дедушки! Тяжкий труд в забое! Три года — и хана! Угольная пыль! Они же не знают, что у меня слабые легкие! — По гномьим щекам покатились слезы, чуточку мутные от бродившего в крови алкоголя.
Я сочувственно кивнул.
—Ну а что тебе остается? Опять преступная стезя? Он яростно покачал головой, разметав шлейфы слез, потом вдруг надул щеки и содрогнулся, выпучив глаза. О да, мне ли не знать, что резкие движения головой с похмелья вызывают тошноту.
К счастью, Олник справился и уже через мгновение пришел в себя:
—Нет, как можно? Я же дал зарок!.. Но деньги... кровь этого жестокого мира! Я сойду в шахту, эркешш махандарр! Я сгину там, но не брошу сирот!
Он шустро вскочил на колени и простер к эльфийке руки.
—Пока мы еще здесь, можно, милая госпожа, я спою в честь вашей красоты? У меня отменный бас-тенор, он усладит ваши... уши.
Замечу между строк, что бас-тенор у него и правда был неплохой. Во всяком случае, за исполнение мне краснеть не пришлось.
Потом — верите или нет — он заплакал и согнулся пополам: впрочем, это был, кажется, незапланированный поклон — Олника, я уверен, здорово тошнило.
Я посмотрел на девушку, прикинувшись агнцем. Ее взгляд уткнулся в гнома, словно тот был... ну не знаю, диковинной зверушкой, выставленной в балагане. Обычно эльфы тщательно скрывают свои эмоции, эта же девушка... В общем, на ее лице было то самое живое любопытство, что свойственно по большей части людям (ну и гномам, конечно, тоже).
Олник воспринял ее взгляд как знак одобрения собственных потуг.
Кряхтя, он приподнялся и подскочил к шкафчику с прозрачной витриной, где стояли его наградные кубки — пять штук, все из серебра. Их мы думали вынести сегодня утром по-тихому, как последний резерв...
Щелкнули дверцы, Олник сграбастал кубки и прижал к груди.
— Вот взгляните,