Он выпучил глаза. Я даже не удивился: спокон века варваров считают людьми скорбного ума, которые могут выговорить слово «эсхатология» раза, эдак, с двадцатого, перекосив от напряжения рожу. А этот варвар вдобавок изучал философию, я мог бы добавить, знает пяток языков и умеет читать.
Наружу просунулись еще две головы.
—Там... — начал Скареди, чья голова была слева.
—Ядрена вошь! — перебила его Крессинда, чья голова с недоплетенными косами была справа. — И это только начало недели!
Монго, Имоен и Квакни-как-там-его, видимо, следили за отшельниками с другой стороны.
—Все нормально! — крикнул я. — Сейчас оторвемся! Держитесь!
Конечно, перебить этих полудурков не было проблемой. Меня останавливали два соображения. Первое — гуманизм. Второе — куда более весомое, сидящее на хилом гуманизме, как на кляче, — домашние насекомые, которых отшельники крайне любят разводить в одежде и волосах.
Избегая валунов, набросанных слева и справа от взгорка, я направил фургон по его скату. В этот миг справа от нас снова появился Олник. Вид у него был нервный. Он огибал взгорок слева, надирая ослу уши, чтобы тот бежал быстрее, и что-то вопил во всю глотку. Ехал он, разумеется, отшельникам навстречу, вздымая клубы бурой пыли.
Небеса, он что, решил их атаковать?
—...гы... Ыгы! Ог!.. У-у-у! — кричал напарник, повернув к нам раскрасневшееся лицо.
—Что? — проорал я, въезжая на гребень.
—Огыыыы! Гы!!! — взвыл напарник, пытаясь развернуть ослика.
Я пустил лошадей вниз по склону, мельком убедившись, что местность без колдобин и оврагов.
—Фатик! — крикнула Виджи.
Я поднял взгляд выше и увидел их. Огры! Целая бродячая деревня желтых огров, рыл примерно на семьдесят, пристроилась табором неподалеку от взгорка! Они уже снимались с места, как видно, решив гнаться за моим напарником. При виде фургона они удвоили усилия. Куполовидные, плетенные из лозы хижины были устроены на манер паланкинов — пять-шесть огров, самцов и самок, хватали их за шесты и неслись нам наперерез огромными скачками.
А мы соответственно неслись к ним. А чтобы их обогнуть, мне не хватало места и времени. Огры были ученые и наступали по широкой дуге, замыкая нас в кольцо. В центре, притиснув к груди древо даров, мчался, встряхивая обширным брюхом, шаман в головном уборе из облезлых заячьих ушей — только на макушке их торчало штук десять, и это не считая тех, что болтались у него за спиной.
Однако я все же решил прорываться и начал разворачивать повозку. Шаман пресек мои действия ужасным криком, раззявив хлебальник до самого пупка. Ближайшие к нам огры бросили свою корзину-хижину и заслонили нам путь, буквально кидаясь под копыта лошадей. Нас окатило волной горького запаха, впрочем, не настолько противного, чтобы вытряхнуть содержимое наших желудков.
Признав свое поражение, я затормозил, соскочил на землю и, едва ковыляя на задеревенелых ногах, бросился сдерживать коней. Им предстояло вынести несколько малоприятных минут, от которых они вполне могли сойти с ума.
Впрочем, как и мы сами.
Ладно, перетерпим. Надеюсь, что перетерпим. Жалко эльфов.
Меня беспокоило, как поведут себя пророки; они вот-вот должны были появиться из-за взгорка. Не хотелось бы набраться от них вшей.
Моя команда во главе с эльфийкой уже выбиралась из фургона. Фея обнажила клинок, Альбо вытащил шест, Скареди приготовил Малого Аспида — хищно блеснули заточенные зубья. Крессинда отстегнула молот, готовясь к убийственному броску...
Гритт, тут нет места героическому подвигу! Нас затопчут и скажут, что так и было!
С другой стороны фургона скользнула Имоен; в руках лук с наброшенной стрелой, глаза прищурены — выискивают первую цель.
—Стоять смирно! — гаркнул я. — Никому не шевелиться! Не дышать! — Я умею ругаться на пятнадцати языках, и в ту секунду я выдал непристойную тираду из двух су-ществительных, трех причастий и пяти местоимений на восьми языках, включая гоблинский диалект южных отрогов Галидора, упомянул голое седалище, известное как «жопа», розги и сотню фаллических демонов-летунов из Веринди. - Сжать задницы и стоять смирно! Оружие не поднимать! Опустить ковырялки, я кому сказал!
Вроде бы подействовало. Даже Крессинда опустила свой молот. Однако добрая фея подбежала ко мне и остановилась за моим плечом. Тихая, как мышка. Гритт,
Кони жалобно заржали, кося глазами на стену буровато-красной пыли, откуда доносился неясный слитный шум.
—Фа-ти-и-ик! — раздалось из-за этой стены. Мой напарник, бедняга, курсировал за спинами огров на своем ишачонке. Он, как и я, хорошо знал, чем чревато столкновение с кочевой деревней.
Вру. Бедняга не он — бедняги мы. Почему? Терпение, сейчас и вы все поймете.