...Имеются человеческие жертвы

Скажу честно: мне жаль прощаться со Степногорском,— улыбнулся Турецкий, — тем более что у меня был здесь такой шанс сделать головокружительную политическую карьеру. Я буду рад еще побывать здесь и надеюсь, не по таким поводам. Через два часа мы улетаем. В Москве меня ждут жена и дочь, по которым, честно говоря, я ужасно соскучился. Будьте счастливы!

Ведущая обратилась к Наташе:

—   Вы ведь тоже хотели сказать несколько слов.

—   Да, спасибо, — кивнула Наташа. — Все, что произошло, наверное, слишком напоминает хеппи-энд... Но... очень грустный хеппи-энд. И вообще до счастливой развязки нам еще очень далеко. Мы благодарны Александру Борисовичу и всем, кто сумел избавить нас, быть может, от чего-то по-настоящему ужасного. И никогда не забудем, что они сделали для нас... Но жизнь должна продолжаться. Пять лет назад Клемешев с применением насилия и шантажа вынудил нынешнего члена руководства «Гражданского действия» профессора Горюнова снять свою кандидатуру на пост мэра Степногорска. Это место сейчас тоже пока вакантно, и профессор-экономист и политолог Горюнов решил снова баллотироваться на пост городского головы. Прошу обратить на это внимание и... поддержать его на выборах. Жаль... уже нет Русакова... И... — она больше не смогла говорить и опустила голову.

Огоньки на камерах погасли. Турецкий оглянулся и увидел, что все проходы и площадки студии забиты людьми и они смотрят на него. Люди стояли на ажурных металлических лестницах, за стеклами аппаратных. Он шел мимо них, и многие протягивали на прощание руки, и Турецкий пожимал их крепко, на миг встречаясь глазами с теми, кого он не увидит, скорее всего, уже никогда.

Наташа шла за ним и тоже пожимала чьи-то руки, и Турецкий чувствовал, что в нем поднимается какое-то огромное, незнакомое волнение и что надо скорей убегать с глаз долой.

... В аэропорту их провожало всего несколько человек, с которыми они успели не просто сработаться, а по-настоящему сдружиться, как солдаты, ходившие в одну атаку и сидевшие под одной плащ- палаткой в окопе на передовой. Среди них были областной прокурор Золотов, начальник областного угрозыска Коренев, которого, как уже поговаривали, собирались двинуть куда-то на повышение.

—  Между прочим, — сказал Золотов, — не слышали? Ведь Нелюбина-то у нас забирают!

—  В каком смысле? — не понял Турецкий.

—   В самом прямом. Ведь дело о создании и деятельности «Долга», в сущности, политическое. Вот его мы и должны выделить в отдельное производство и направить по подследственности в Следственное управление ФСБ. И Нелюбина они просят этапировать в Москву, чтобы проводить с ним следственные действия.

—   Да... — сказал Грязнов. — Все-таки, честно говоря, он для меня остался темной фигурой. Какой-то странной, непроясненной.

—   Да ладно! — сказал Турецкий. — Может быть, не все и надо понимать.

—   Надо-то надо, — сказал Меркулов. — Другое дело, что иногда и знать-то не хочется!

Они закурили, помолчали, обменялись с остающимися крепкими рукопожатиями. Чуть в стороне стояла Наташа Санина. Турецкий подошел к ней.

—   Я был рад узнать вас, — сказал он, — и, конечно, мы не забудем ничего. Надеюсь, мы все же не потеряем связь, как это обычно бывает.

—   Я тоже надеюсь. Привет вашей жене и дочери. Летите. Спасибо вам за все... В добрый час!