Пригревшись под вечерними лучами, она расположилась на лавке у дома, собака легла у ее ног. В соседнем дворе появилась тетя Оля, которая уже несколько месяцев не здоровалась с Настей. Девушка догадывалась по какой причине, но из вежливости все равно подавала знаки приветствия. Дядя Толик, в отличии от супруги, здоровался, но разговоров старался обходить. Про Эдика она тоже, естественно, ничего не могла знать, но сегодня, увидев Ольгу, поздоровалась и спросила о ее сыне. Никогда еще девушка не видела столько гнева в глазах соседки. Та злобно оглянулась и спряталась за домом, будто Настя была злобная ведьма, которая так и ждет, чтобы навести на кого-нибудь порчу. Странно, но сегодня это почему-то не задело чувств девушки. Она смотрела на пролетающие, покрытые алой пылью заката, облака и мысленно улетала вместе с ними. Девушка вдруг задумалась о том, правильно ли она все делает, и вспомнив про сегодняшний знак судьбы, убедилась, что правильно. Ее рука скользнула под майку и стала гладить живот.
– Все будет хорошо. – тихонько произнесла она сама себе и пошла в дом.
Через несколько минут послышался скрип калитки. Это был Иван, и Настя услышала, что с ним кто-то еще. Девушка бросилась во двор, возле порога стоял дядя Толик, а на плече у него висел ее отец, как раненый воин, изнеможенный и мрачный. Вместе с Анатолием они занесли его в дом и положили на кровать. Сосед было стал уходить, но девушка его остановила.
– Возьмите вот это. – она протянула какой-то бархатный чехольчик. – Это телефон Эдика, он давал мне попользоваться.
Толик взял телефон и вынул его из чехла. На нем даже была заводская пленка, а сам аппарат был как новый.
– Я им почти не пользовалась. – она немного помолчала и вдруг спросила. – Как там Эд?
Взгляд Толика был поникшим, и немного подняв усталые глаза, он сказал:
– У Эдика большие проблемы. – томно выдавил он, и развернувшись ушел.
Настя не стала гадать, что с ним могло случиться, она хотела забыть его скорее, но понимала, что сделать это будет уже невозможно. Вспомнив маленьких щенят, она еще раз убедилась, что все делает правильно, и оставив на столе записку, вышла из дома. Больше не хотелось никому ничего объяснять, хотелось просто побыстрее исчезнуть с этого города, навсегда. Подняв голову к небу, Настя увидела, как загорелась первая звезда, и без всяких сомнений, уверено и твердо зашагала в сторону вокзала, в компании единственного провожающего, печально плетущегося за ней на своих четырех лапах. Ей почему-то стало так легко и свободно, что она готова была взлететь от переполняющих ее чувств. Она возвращалась домой.
Прошло полгода, с тех пор, как Эд вернулся домой. Все это время, он безбожно пил, пытаясь заглушить неприятные воспоминания и мысли, язвительно точащих его голову. Он не мог понять, как в один миг смог потерять все, что имел: дом, машину, любимую девушку, и доброе отношение родителей. Лучшим его другом стала бутылка, он боялся возвращаться в ту реальность, где его гнобила совесть, предпочитая поддерживать состояние безпечности. Анатолий жалел, что помог сыну выбраться из Германской тюрьмы, жалел, что помог продать его дом и машину. Два года в европейской тюрьме могли пойти ему только на пользу, чтобы думал как следует, прежде, чем что-то делать. Но Эд молил отца, чтобы тот его вытащил, согласившись даже на продажу дома, ради своего спасения. Только к чему все это привело, к тому, что парень напивался и терроризировал своих родителей. Он уже не представлял, как начинать новую жизнь, хотя был еще довольно молодой. Потерять все, что имело для него ценность, было для него подобно смерти, Эд не мог подняться после такого жестокого удара.
Одним холодным вечером он увидел на пороге соседского дома Ивана.
– Шарик. Шарик. Ш ш ш… – пытался свистеть он, но из-за отсутствия зубов получалось лишь шипение.
Эд зашел к нему во двор и сел рядом на скамейку. Парень был тоже немного выпившим и поздоровавшись начал разговор.
– Я никогда не понимал вас дядя Ваня. Никогда не понимал, почему вы пьете, почему не хотите устроиться на работу, создать семью. А теперь мне вдруг стало ясно, вы просто свободный человек.
Иван долго молчал, опустив тяжелую голову, и Эд даже подумал, что мужчина уснул, но тот тихо плакал, а потом поднял голову и сказал.