— Я вдруг сообразил, в чем секрет. Несколько месяцев гадал, что такое есть в моем отношении к этому месту, чего я не могу уловить. Во всем какой-то глубокий смысл. Форма скал, ветер. Горы на фоне неба. Эта прозрачная ясность перед закатом — прямо сердце разрывается. — Смешок. — Потом догадался. Все эти вещи я как будто бы
— Абсолютное чувствуешь сплошь и рядом, — сказал я. — Голые холмы, человеческая фигура вдалеке.
— Да, и кажется, что ты это уже переживал в прошлом. Если как следует поразмыслить над словом «метемпсихоз», в нем обнаружишь не только «переселение души», но и индоевропейский корень «дышать». По-моему, это правильно. Мы словно вдыхаем то же самое. Подобные переживания глубже, чем то, что улавливают наши органы чувств. Дух, душа. Эти ощущения как-то связаны с самопознанием. Я думаю, их испытываешь только в определенных местах. Может быть, наш остров — мое место. Да, Греция полна этого мистического абсолюта. Но, может быть, надо попутешествовать, чтобы отыскать в нем себя.
— Это ведь индусская идея, — сказала Кэтрин. — Метемпсихоз. Или нет?
— Слово греческое, — ответил он. — Взгляните вверх, вселенная — чистая вероятность. Джеймс говорил, что слова витают в воздухе. Возможно, вместе с ними витают также и идеи, чувства, воспоминания. Не посещают ли нас воспоминания других людей? Если судить по законам физики, прошлое и будущее неотличимы. Мы всегда находимся в контакте. Хаотическое взаимодействие. Узор повторяется. Миры, скопления звезд, может быть, даже воспоминания.
— Включите свет, — сказал я.
Очередной смешок.
— У меня начинается слабоумие? Почему бы и нет. Возраст позволяет.
— Насчет слабоумия — это у всех. Но лучше бы вам не уходить так далеко от смокв. Про них мне было понятно.
Оуэн редко защищал свои выводы или точку зрения. При малейших признаках несогласия он поспешно капитулировал. Кэтрин, конечно, знала об этом и тут же заботливо сменила тему, всегда готовая охранять его душевное равновесие.
Страх. Вот какую тему она выбрала. В Европе нападают на свои собственные институты, на свою полицию, журналистов, промышленников, судей, ученых, законодателей. На Ближнем Востоке нападению подвергаются американцы. Что это значит? Ей хотелось услышать мнение аналитика.
— Банковские займы, кредиты на оружие, товары, технологии. Западные спецы — это ржа, разъедающая древние общества. Они говорят на тайном языке. Приносят с собой новые виды смерти. Новые способы думать о смерти. Учат оборачивать смерть себе на пользу. Вся банковская и промышленная деятельность, все эти нефтяные деньги создают в здешних краях нездоровую атмосферу, сложный комплекс зависимостей и страхов. Конечно, чужих тут тьма — не одни же американцы. Тут все. Но только в американцах есть нечто мифическое — оно-то и привлекает террористов.
— Хорошо, продолжай.
— Америка — это живой мировой миф. Когда убиваешь американца или винишь Америку в каком-нибудь местном несчастье, у тебя не возникает чувства, что ты неправ. Наша роль состоит в том, чтобы служить типажом, олицетворять собой некие вечные представления, которые нужны людям, чтобы утешать себя, оправдывать себя и так далее. Мы здесь ради того, чтобы помогать. Людям что-то нужно — мы это обеспечиваем. Миф — полезная вещь. Недовольные используют нас для разрядки, отводят на нас душу. Любопытно: когда я говорю со средиземноморским бизнесменом, выражающим симпатию и уважение к Соединенным Штатам, я автоматически предполагаю, что он либо обманщик, либо дурак. Недовольство Америкой ощущается всеми, как ни крути.
— И какая часть этого недовольства оправдана?
Я попытался прикинуть.
— Конечно, кое-где есть наше военное присутствие. Еще одна причина для нападок.
— Не кое-где, а почти везде. Ваше влияние чувствуется везде. Но отстреливают вас только в некоторых местах.
— Кажется, я слышу нотку сожаления. Канада — вот ты о чем? Там мы работаем безнаказанно.
— Да уж, там ваших хватает, — сказала она. — Две трети крупнейших корпораций.