Имена

— Ему нравится в лесу. Кто-то сказал ему, что бегать лучше по пересеченной местности.

— Мягче будет инфаркт.

— Он всерьез увлекался спортом. Говорит, что ему нужно слышать собственное дыхание. Играл в футбол и баскетбол как помешанный.

— Тут полно собак.

— Собаки его любят, — сказала она.

Она шла лениво, покачиваясь, заложив руки за спину. Сквозь просвет в деревьях нам была видна часть равнины между нашим холмом и горой Гиметт — белые дома, белый город на сентябрьском солнце. Мне часто казалось, что ее посещает какая-то забавная мысль, настолько неотделимая отличных переживаний, что Линдзи вряд ли способна выразить ее понятным для постороннего образом. Она была застенчива в общении, но жадно впитывала то, что говорили другие; ей были чужды недоверие и настороженность. В ее глазах светился юмор, ласковое вспоминание. Больше всего она любила истории о людях, совершавших героические глупости.

— Мне здесь нравится. Так тихо.

— В нем есть какая-то неуклюжесть, вроде собачьей.

— Они правда его любят. Бегают за ним.

Мы увидели, как он тяжело трусит нам навстречу по узкой извилистой тропинке, огибая камни и выступающие корни деревьев. Мы уступили ему дорогу. Он пробежал мимо, мучительно пыхтя, с напряженной гримасой на лице, явно еще не желая сдаваться. Мы нашли простую скамейку на солнце.

— Сколько вы тут пробудете? — спросила она.

— Не знаю. Пока не почувствую, что полностью освоился. Пока не начну ощущать ответственность. Новые места помогают как бы временно прятаться от жизни.

— Не уверена, что понимаю вас. По-моему, замечание в духе Чарлза Мейтленда. Немножко усталое. И еще, по-моему, люди специально приберегают такие замечания, дожидаясь, пока я окажусь поблизости.

— Вы так действуете.

— Ну да. Я сама невинность.

— Как ваши уроки потребительского английского?

— Он все же не совсем потребительский. По-моему, я быстрее осваиваю греческий, чем они английский, но если не считать этого, все идет неплохо.

— Дело не в том, что мы видим в вас невинность. Мы видим великодушие и спокойствие. Человека, который посочувствует нашим промахам и невезению. Вот откуда все эти сентенции. Они происходят от промахов. Натворим черт те чего, напутаем, а потом стараемся вывести умное заключение. И начать новую жизнь, в которой все сложилось бы гораздо лучше.

Внизу, в лощине, появились два бегущих гуськом добермана. Рощу там и сям пересекали мелкие лощины и более глубокие искусственные канавки, по которым стекала вода в период зимних дождей. Мы снова услыхали топот Дэвида. Собаки насторожились, глядя в нашу сторону. Он пробежал прямо над нами, тяжело отдуваясь, и Линдзи повернулась, чтобы запустить в него камешком. Девочка в школьной форме что-то сказала собакам.

— Когда мы наконец познакомимся с Тэпом?

— Они до сих пор на острове. Строят планы.

— Как-то зловеще это у вас прозвучало.

— Сидят в залитой солнцем кухне, избегая упоминания моего имени.

— Мы давно не устраивали коллективных ужинов, — сказала она.

— Давайте устроим.

— Я позову Борденов.

— А я — Мейтлендов.

— Кто еще в городе?

— Обойдите хилтонский бассейн, — посоветовал я.

Втроем мы неторопливо зашагали вниз, к улице. Дэвид говорил короткими, отрывистыми фразами.

— Фляжки нету? Друг называется.

— Что это ты вздумал бегать?

— Тренируюсь. Перед ночным броском в Иран. Банк решил, что наши вернутся первыми. Я возглавлю небольшую элитную группу. Кредитчики в черных масках.

— Я рада, что мы здесь, а не там, — сказала Линдзи. — Не уверена, что захочу туда, даже когда заваруха кончится.

— Она не скоро кончится. Потому я и решил подкачаться.

По другой, поперечной тропинке шли старик с сеттером.

Линдзи склонилась над собакой, что-то приговаривая — немножко по-английски, немножко по-гречески. Мы с Дэвидом, не замедляя шага, свернули на тропинку, идущую параллельно улице в двадцати футах над ней. Внизу, навстречу нам, прошла женщина с пирожными в белой коробке. Дыхание Дэвида выровнялось.

— Платья с узкими лямками, — сказал он. — Ну знаешь, со сборчатым лифом. У таких платьев одна лямка все время соскальзывает с плеча, а она замечает это только через два-три шага и небрежно поправляет ее, как прядь, упавшую на лоб. И все. Лямка соскальзывает. Она идет дальше. На пару секунд мы имеем голое плечо.

— Сборчатый лиф.

— Я хочу, чтобы ты поближе познакомился с Линдзи. Она замечательная.

— Это я вижу.

— Но ты ее толком не знаешь. А ты ей нравишься, Джим.

— Она мне тоже.

— Но ты ее толком не знаешь.

— Мы иногда разговариваем.

— Слушай, ты должен съездить с нами на острова.

— Отлично.

— Мы хотим проехаться по островам. Я хочу, чтоб ты ее узнал.

— Я знаю ее, Дэвид.

— Нет, не знаешь.

— И она мне нравится. Честно.

— Ты ей тоже.

— Мы все друг другу нравимся.

— Ну тебя. Давай съездим на острова.

— Лето кончается.

— А зима на что? — сказал он.