Вечный повтор Ницше, скорее всего, форма описания того самого бездонного «сейчас», которое было всегда, и поэтому можно говорить о вечном повторе
. Вернее, можно говорить о бесконечной значимости вещи, тихо и неприметно уточняющей себя миллиарды разов. Можно говорить о «всегда» вещи. В миг глубокого созерцания становится ясным, что созерцаемая вещь существует – всегда.Так и должно быть в раю или в государстве поэтов
. Но память о нем утрачена, территория его ушла под воду –«Платон изгнал поэтов такого-то числа такого-то векаимперия поэтов – Атлантида и рухнувшая люстра в глубинах морей…»(Тропою Рильке)Вместе с памятью и возможностью через созерцание вернуть себе эту память ушли истинные имена, способные вызвать «выпуклую радость узнаванья»
. Мы называем предметы неправильно, мы видим друг друга искаженно через невыправленные слова, через подраненные, затемненные имена, и поэтому мы не в состоянии даже разглядеть, «опознать» друг друга.«Во многих местах мы не опознаны – здесь и сейчас.»(Тропою Рильке)А раз мы неопознаны, то живем в блужданиях мысли, в памяти, в ассоциациях, в перекличках идей, в культурных ауканьях и фантазиях
.«Телесная граница в воздухе и растворенье правды ведь вечность, как бумагаразмокшая и исчезающая в ручье трудно выполнитьЛегко произнести — нелегко исполнить»(Бейхай-парк)Слова нашего мира чаще всего не сочетаются с действиями, тем самым превращаясь в бессильные цитаты
. Речь сегодня сочетается с действием примерно как призывы священника к любви христианской, которой он никогда в своем личном опыте не переживал, но «по должности» говорит о ней с кафедры как знающий. Имена не соответствуют называемым предметам, людям и событиям. Идет вселенская шизофрения, против которой восставал еще Конфуций, призывая к «исправлению имен» не как к лингвистической процедуре, а как к действию практическому, без которого страна и государство да и люди в нем не могут быть благополучны. К совмещению слова и дела.«И мешают восприятию разошедшиеся тени, самостийные тела…»