А потом здесь появился он, Пьетро, и с тех пор приезжал к своим теткам каждые три месяца. То есть он бывал здесь и раньше, в детстве, но тогда он еще не знал, почему. Мама ушла делать карьеру, когда ему исполнилось пять месяцев. С тех пор тетки по очереди передавали его друг другу и занимались его воспитанием. Вернее, прислеживали за тем, чтобы он не залез в розетку, не обварился кипятком и не выпил бутылочку сиропа с парацетамолом. Потом, когда он перерос основные угрозы, его отдали в семейный дом. Об угрозах, которые ждали его там, никто не подумал. Или подумал, что столкнуться с ними ему будет полезно. Вот тетушка Элен наверняка так и подумала. Когда ему надоело считать, сколько раз он успел пожалть, что в раннем детстве не залез в розетку и не выпил бутылочку парацетамола, он превратился в одного из множества оболтусов, которые не могли поверить, что можно ходить иначе, чем строем, есть иначе, чем в указанное время и в указанной последовательности блюд, жить одному в целой комнате — не говоря уже о квартире, выходить из нее, когда пожелаешь — хоть ночью, хоть во время, отведенное для работы в инфоцентре.
Поэтому он едва не впал в панику, когда его обучение закончилось, он достиг совершеннолетия и оказался за порогом своего семейного дома.
Первое, что он сделал тогда — поехал навестить своих теток. Машина заглохла, едва он съехал на грунтовку — она не была предназначена для поездок вне города, ее погубила пыль. И он шел двадцать километров по необозримым полям. В самом начале похода его стошнило от ужаса — он едва успел соскочить с дороги. Он привык неделями не выходить на улицу — семейный дом был огромным комплексом соединенных между собой жилых и учебных блоков, в каждый из которых можно было попасть по внутренним переходам. Стояла весна, и кукуруза еще не успела вырасти достаточно высоко, чтобы создать хотя бы иллюзию стен. А огромное небо вгоняло в панику. Пьетро втягивал голову в плечи и едва справлялся с желанием прикрыть голову руками.
К счастью, это не была настоящая фобия — просто страх. Страх, который он почему-то вспомнил сейчас, пока тетушка Полина гладила его по голове, приговаривая что-то о «мальчике Пьетро». Он бы уткнулся ей в живот носом, остался бы здесь в надежде получить все то, чего не дополучил в детстве — когда это было ему положено по статусу, по чину, по законам природы — и, наконец, перерасти это и повзрослеть.
Если бы это не была тетушка Полина…
Он отстраняется и отводит в сторону руку тетушки.
— Вы правы, я уже не мальчик, — говорит он как можно мягче.
Тетушка Полина удовлетворенно кивает и возвращается к своему рукоделию.
— Ну, тогда расскажи нам о своей жизни, Пьетро, — до странности тихо произносит тетушка Мариса. — Это должно быть поинтереснее глупых сериалов, а?
Он пожимает плечами.
— Жизнь как жизнь. Как у всех.
Он никогда не мог придумать, что рассказать о себе теткам. Они всегда задают ему этот вопрос — и он всякий раз обещает себе придумать на досуге какую-нибудь легенду. Что-нибудь похожее на правду. Только не правду — страшно подумать, рассказать теткам правду.
— Как работа? — подсказывает тетушка Элен.
— Женщины, — говорит тетушка Виктория.
— Развлечения, — наугад произносит тетушка Анна.
Он принужденно смеется.
— Ничего такого, чего не было бы в сериалах, — отвечает он.
Это чистая правда.
Тетушка Анна грозит ему пальцем.
— А твоя невеста? — говорит она строго. — Ты разве не расскажешь нам о ней?
— Невеста?
— Ой, Пьетро, мы же не так оторваны от мира, как ты думаешь, — сердито произносит тетушка Лиза. — Мы за тобой следим — ты же наш мальчик!
— Мы переживаем за тебя.
Они выжидательно смотрят на него. Даже тетушка Полина поднимает взгляд от кружева.
— Невеста? — переспрашивает он.
У него отчего-то пересыхает в горле.
— Ты же встречаешься с кем-то, — говорит тетушка Виктория. — Какая она?
— Встречаюсь? Это слишком громко сказано, — лепечет он. — Мы, конечно, давно знакомы…
— Ах, как мило! — тетушка Анна всплескивает руками. — Вы вместе учились?
Он качает головой.
— Пьетро, — тетушка Дамиана строго смотрит ему в переносицу, — ты ведь не забудешь познакомить нас с ней?
Он жалко улыбается и кивает.
— Судя по всему, ты так и собирался поступить, — тетушка Мариса удовлетворена. — Не стыдно?
— Не думал, что это будет вам интересно, — мямлит он.
— Я тоже не думаю, что мне будет интересно, — резко произносит тетушка Элен. — Нынешние девчонки много о себе мнят. Но приличия есть приличия.
Она чопорно поджимает губы, давая всем вокруг понять, что она готова ради этих самых приличий на все.
— Интересно, что она скажет об этой космической кошке, — говорит тетушка Виктория. — Пьетро, ты должен показать ей этот сериал. Это интересно. И… полезно, — она хихикает, стреляя в него глазками из-под густо накрашенных ресниц.
— Она сейчас слишком занята Синей Бородой, — говорит тетушка Анна. — Ей некогда отвлекаться на глупости.
— Синяя Борода — и есть самая настоящая глупость, — цедит тетушка Элен. — Сценарий совершенно себя исчерпал.