Имена мертвых

«А что будет завтра?»

«Оттуда, — шепчет девочке старик, показывая в темноту леса, — с той стороны, где заходит солнце, идут мертвецы, чтобы мстить терминадос без пощады».

«Это святые угодники? да?»

«Они — дети горя. Они встали из земли на зов Христа. Трое ужасных, они как тени».

«Их всего трое — как же они справятся с терминадос?»

«Этих троих нельзя убить, маленькая. Пули им не страшны. Их плоть — дерево, в жилах не кровь, а пламя — если прольется, то исчезнет на глазах. Они окованы железом».

Старик тихо, монотонно рассказывает девочке сказку о мертвецах, идущих с запада; веки у девочки слипаются, она пригревается рядом и — вот уже спит.

Спит — и видит сеньора Иисуса; оказалось, на самом деле он смуглый, с гладкими черными волосами, без усов и бороды, обнажен по пояс и татуирован, как настоящий бокаро; он в белых бедняцких штанах и подпоясан ремнем с пряжкой, ноги босые. Бабочки порхают над ним и садятся ему на плечи, птицы — души умерших — слетаются к нему и стонут: «Нас убили, убили! мы веселились, мы пели, мы танцевали, мы никому не сделали ничего плохого, а нас убили! Мы — Хорхе и Конча, мы хотели пожениться! Я Маритта, мне всего пять лет было! Я Хосе! Я Пабло! А я Лусия — знаешь, как хорошо я танцевала?!. Они окружили нас и стали стрелять! за что?! мы же мирные люди! Как горько, как больно нам было прощаться с жизнью! неужели враги будут радоваться на нашей земле?!» Перед сеньором Иисусом расступается земля, и над могилой вырастают, словно дым, три образа; первый — низкий, он весь в чешуе, как броненосец-армадилло; второй бледен и строен, прекрасен лицом, он улыбается, и из пустых глазниц его, как слезы, течет кровь; третий — огромный, темный, голова в огне. «Идите, — говорит сеньор Иисус, — птицы укажут путь. Там, на Рио-Амарго, вы найдете людей без чести и совести — тех, кто не жалеет ни ребенка, ни девушку, ни женщину на сносях. Убейте их. Я так хочу. Идите!» Тени сгущаются в тяжелый мрак, оружие сверкает в их руках. «Будьте уверены, сеньор, мы их спровадим прямо в преисподнюю». — «Славная будет потеха!» — смеется тот, что плачет кровью. Птицы зовут их: «Сюда! сюда!», и мстители уходят за птицами.

Сколько-то времени спустя в столице, в министерстве, некий высокопоставленный чиновник смотрит цветные фотографии — гниющие трупы, трупы, трупы, они обезображены личинками мух, некоторые обуглены, многие, будто в насмешку над смертью, наряжены в шапочки с бубенчиками, в венки из цветов и перьев, пояса с разноцветными лентами. Ох уж эти независимые репортеры, везде-то они нос суют, все-то они унюхают…

«Почему индейцы так одеты?»

«У них был праздник».

«Быть может, это… массовое отравление?»

«Не исключено», — согласно кивает сидящий напротив сильно небритый мужчина в черных очках. Это крайне неприятный, неуютный человек, один из тех немногих людей в стране, что при отличном заработке не имеют ни дома, ни семьи, ни имени, ни внешности. Это один из следователей отдела по борьбе с организованной преступностью. Глупейшая затея — создавать такой отдел в стране, где организованная преступность является формой национального самосознания и едва ли не опорой правопорядка, но, видимо, люди вроде этого небритого типа нужны больному, пораженному коррупцией и насилием государственному организму — лихорадящее государство вырабатывает таких небритых камикадзе, как защитные антитела, заведомо обреченные пасть в противоборстве с разъедающей страну ползучей язвой преступности, но не дать злодеяниям превысить меру. Этих резких мужчин любят женщины и недолюбливают власть имущие Большие Люди. Если бы они еще не лезли в политику, эти стражи порядка…

Но быть следователем такого разряда и при этом не влезть в политику — немыслимо; ведь нынешнее правительство, как и ряд предыдущих, — высшая, рафинированная форма братства гангстерских кланов, и следователь знает, что беседует сейчас с членом клана или с пособником. Это опасно, но он свыкся с опасностью и знает себе цену. Кольт у него засунут за пояс спереди и чуть слева — из кобуры под мышкой его дольше доставать, а жизнь слишком коротка, чтобы медлить с оружием.

«Помните, в Африке был такой случай? — предлагает чиновник свой вариант, — в Камеруне, кажется… из вулканического озера вырвался ядовитый газ — погибло сразу несколько деревень…»

«Бывает и так… Но тут одна деталь — кадры четкие и, если приглядеться, можно рассмотреть множество гильз на земле. И потом — вся деревня сгорела… Странное отравление, не правда ли?»

Чиновник перебирает фотографии словно в надежде найти оправдание случившемуся.

«Теперь эти земли собирается приобрести дон Антонио Оливейра, — наливая себе содовой из сифона, добавляет следователь. — То есть он уже осваивает их, идет разметка леса под вырубку; дело за признанием земли его собственностью».

«Н-да… Как-то все это…»

«…впечатляет, сеньор советник?»

«Слишком заметное… происшествие».