Именем человечества

Молотка под руками не оказалось. Чтобы выбить обломок из штыка, пришлось воспользоваться куском конкреции, каких немало торчало в астийских песках и глинах. Но не тут-то было! При первом же ударе камень разлетелся вдребезги. Максим в сердцах швырнул обломок далеко в сторону.

– Вы что, этими булыжниками интересуетесь?

Максим удивленно поднял глаза. У больничного крыльца, облокотясь на тонкую балясину, стояла незнакомая женщина – совсем еще молодая, невысокая, в короткой беличьей шубке, с непокрытой головой. Глаза ее, темно-карие, почти черные, смотрели с хорошим, искренним любопытством. Щеки слегка порозовели от смущения.

Максим бросил ненужную теперь лопату, неловко поднялся:

– Как вам сказать...

– Я это не просто из любопытства. В прошлом году мне тоже попался такой камень, а внутри что-то железное.

– Что вы говорите! И вы знаете, где он сейчас? – Да, я сохранила его.

Максим почувствовал, как все у него захолонуло от волнения:

– Девушка, покажите мне ваш булыжник. Пожалуй ста!

– Пройдемте ко мне. Я живу здесь, при больнице. Через минуту Максим входил в маленькую, скромную

но очень уютную комнату незнакомки. Девушка сбросила шубку:

– Раздевайтесь! Простите, не знаю, как называть вас?.

– Колесников, Максим Владимирович, – быстро проговорил Максим, снимая плащ.

– А я... просто Таня. Вешайте ваш плащ сюда. Тесновато у меня...

– Не беспокойтесь. Я ведь на минуту, только взглянуть на вашу находку.

– Сейчас увидите. Садитесь пока, – она сдвинула в сторону книги, занимавшие большую часть дивана, и выскользнула за дверь.

Максим огляделся. Книги, книги... Книги на столе, на подоконнике, на небольшом платяном шкафу. Маленький транзистор над чистой, аккуратно застеленной кроватью. Небольшой мольберт в углу за столом. На нем белоснежный халат и стетоскоп.

Прошло несколько минут. Дверь скрипнула.

– Вот, взгляните. Простите, что заставила ждать. Боялась, не завалился ли где мой камешек. Но нет, ваше счастье, – Таня подала ему большую плоскую конкрецию.

Максим с нетерпением принялся ее рассматривать. Один конец камня был отбит, там отчетливо проступало какое-то грубое металлическое изделие. Именно изделие!

– Спасибо вам, Танюша! Такое спасибо, что и слов не найти. А вы помните, где нашли этот камень?

– Конечно. Я даже колышек там вбила, на всякий случай.

– Даже колышком заметили! Слушайте, да вы... вы... – Максим сжал ее маленькие горячие пальцы. – Я готов расцеловать вас за такой подарок, честное слово!

– Ну, зачем это... – она вдруг вспыхнула до корней волос. – А вы... не узнаете меня?

– Вас? – Максим оторвался от конкреции и взглянул в зардевшееся лицо девушки. Смущенная, взволнованная, ждущая, она была на диво привлекательной. Но ничто не подсказывало каких-либо связанных с ней воспоминаний. Вот разве голос?..

– Простите, но...

– Ничего удивительного, – просто сказала Таня. – Вы, надеюсь, не откажетесь от чашки чая. А пока взгляните вот на это, – она торопливо, явно стараясь побороть волнение, полистала небольшой альбом для рисования и, найдя нужную страницу, положила перед Максимом. – Вот, пожалуйста. А я сейчас...

Максим без особого интереса взялся за альбом. Все его мысли были заняты новой находкой. Но нельзя оказаться таким неблагодарным. Девушка, очевидно, увлекается живописью и не посмотреть ее работы...

Но что это?! Он схватил альбом и впился глазами в небольшой акварельный рисунок. Это был, по-видимому, порыв фантазии. Но какой фантазии!

Поражало не мастерство художника, хотя краски накладывались, безусловно, талантливой рукой. Поражал сюжет картины – абсолютно нереальный, невероятный, непостижимый.

Весь фон рисунка был выдержан в нарочито мрачных тонах: ночь, лес, глухая непроезжая дорога; с черного неба, почти сливающегося с лесом, льет крупный дождь; черные ели гнутся под напором ветра; черная земля набухла от мутных потоков. И в центре этого хаоса воды и тьмы – неестественно светлая полусклонившаяся женская фигура. На плечи ее наброшен плащ с поднятым капюшоном. Под ним серебристо-белое сильно открытое платье. Правая рука девушки опущена вниз к земле, отчего плащ соскользнул с нее, обнажив шею и часть плеча; левая прижата к груди, удерживает развевающиеся полы дождевика. Лицо девушки обращено к дороге. Но это не мешает видеть ее длинные искристо-зеленые глаза, прямой тонкий нос, красиво очерченные, видимо, что-то шепчущие губы. Видны даже крохотные капли дождя, запутавшиеся в бровях, и тени от ресниц. Потому что все лицо незнакомки, как и ее руки, шея, грудь, будто фосфоресцируют мягким зеленоватым светом. Слегка светятся и плащ девушки, ее платье, ноги в светлых чулках, непривычно отделанные туфли. А на грязной, раскисшей от дождя дороге – неподвижное человеческое тело, – черное, в неестественно скрюченной позе. Кажется, это мужчина. Но лица его не видно. По-видимому, он мертв или в глубоком обмороке.

Фантастическая, лишенная всякого реального смысла композиция! Но не в этом было главное. Главное заключалось в том, что девушка, источающая свет, удивительнейшим образом походила на... астийскую Нефертити!