– Я знаю. И поэтому,,, Скажите, Таня, как у вас со средствами?
Она смутилась:
– Много ли нам надо, Андрей Николаевич.
– Сколько вам надо, я знаю. Все эти транзисторы, резисторы... А Максим, оказывается, третий месяц не получает зарплаты.
– Мы обходимся пока...
– Обходитесь! Хорошо, что этот прохвост позвонил мне сейчас. У меня вот тут... скопилось немного денег.
– Нет, нет, Андрей Николаевич! Мы, честное слово...
– Таня, я даю их вам в долг, как ваш друг, как соратник. Вы знаете: ваше дело – мое дело. И потом, дороже вас...
– Милый Андрей Николаевич! Если бы вы знали, как вы мне тоже дороги! – она порывисто встала, обхватила его за плечи и, прижав к себе его большую красивую голову, поцеловала в висок.
6
– Как же ты решишь поступить? – спросил Зорин сына, коротко передав суть телефонного разговора с Саакяном.
– Право, не знаю... Это, конечно, хамство, что они уволили Максима, Я так прямо им и скажу.
– Но ты знал, что Саакян выслал командировочное удостоверение только тебе?
– Откуда же? Я был уверен, что командировка оформлена и Максиму.
– А то, что он уже три месяца не получает зарплату, тоже не знал?
– Понятия не имел...
– Хорош товарищ!
– Но Максим ни разу даже не заговорил об этом. Кто бы мог подумать...
– Ты должен был подумать! И трижды проверить все. Откуда Максиму знать все тонкости ваших крючкотворов. Особенно этого Саакяна! А теперь вот... Неужели ты бросишь Максима и поедешь к нему?
– Максима бросать я не собираюсь. Но поехать отчитаться придется. Иначе действительно закроют тему. Тогда я вообще не смогу работать здесь. Аннулируют и мою командировку.
– А если тему закроют и после твоего отчета?
– Придется заниматься тем, что прикажут, Ты же понимаешь...
– Нет, я не совсем понимаю, сын. А если бы Максиму предложили остаться в институте и заниматься тем, что прикажут, он тоже бы согласился?
– Максим? Нет, он умрет – не бросит своей машины.
– Так почему ты так легко можешь согласиться делать то, что тебе прикажут?
– Почему-почему... Что ты сегодня, как Мефистофель? Я же не на необитаемом острове живу. Я сотрудник института, работающего по строго очерченной тематике. И потом, у каждого своя программа жизни.
– Что же у тебя за программа, если не секрет?
– Будто ты не знаешь. Я должен стать доктором, потом, может быть, членкором, должен сделать существенный вклад в науку о строении ядра. Работа над генератором для меня лишь эпизод. А работа в институте – все!
– Вон ты как к этому относишься!
– Не придирайся к словам, папа. Над установкой я работаю, как проклятый. Значение ее мне понятно больше, чем многим другим. Но ведь с завершением этой работы жизнь не кончится. Я изложил тебе свою глобальную программу.
– Та-ак... А у Максима такой программы нет?
– Нет. Понимаешь, папка, – нет! Мне кажется, вот сделает он этот прибор, и ему просто нечем будет заняться в жизни.
– Ну, это как сказать! Что же касается программы... Ты знаешь, сын, в жизни бывает так, что одним человеком движет программа; другим – страсть. Программу можно выполнить или не выполнить. Страсть можно удовлетворить, добиться ее реализации или... умереть.
– Ты, кажется, готов видеть в Колесникове эдакого «камикадзе» от науки. А между тем... Да если бы у меня была жена, как у него, я б и не на такую страсть был способен. Эх, да что говорить!
– А может быть, как раз наоборот?
– Не понимаю...
– Может, такая женщина, как Татьяна Аркадьевна, и способна полюбить лишь человека, одержимого подобной страстью?
– Возможно, и так. Но для меня это не имеет никакого значения. Я не могу вернуться в то время, когда она делала свой первый выбор. А другой Татьяны Аркадьевны нет. И хватит об этом! Вернемся к твоему телефонному разговору. Скажи прямо, что ты посоветуешь?
– Мне не хотелось бы ничего советовать. Но могу
рассказать тебе одну историю. В тысяча девятьсот одиннадцатом году в Москве произошли крупные студенческие волнения, связанные с отказом церковников похоронить Льва Николаевича Толстого по православному обряду. Против студентов были брошены жандармы и казаки. Их пытались силой загнать во двор университета. В защиту студентов выступил ректор Мануйлов. По его настоянию студентов оставили в покое. Но через день приказом министра народного просвещения Мануйлов был уволен. А еще через день в знак солидарности со своим ректором двести семь профессоров и доцентов университета подали в отставку! И среди них – основатель науки о биосфере Земли академик Вернадский. Я понимаю, все это слишком далеко от нашей сегодняшней ситуации, и все же...
– Все ясно, папка. Будь я академиком, я поступил бы точно так же. Но я всего лишь кандидат наук... И все- таки до окончания срока командировки я никуда не поеду. Пусть Саакян катится со своим отчетом ко всем чертям!
7
В этот вечер можно было и не работать: Максим сильно простудился, температура поднялась до тридцати восьми. Но вчера они существенно изменили схему генератора, нужно было обязательно проверить, как он будет вести себя в новом режиме.