Именем королевы

Но условия капитуляции оставались за ним.

Да, капитуляции. Так просто звучащее слово. Но теперь это слово определяло не только его долг как предводителя О'Донахью Мара, но и как мужа леди Филиппы де Лэйси.

Он опять осмысливал все, что им с графиней удалось узнать.

Семья Пиппы принадлежала к очень древнему, уважаемому роду. Судя по всему, лорд Оливер отличался куда большим свободомыслием, чем остальные пэры. Если верить графине, и жена лорда производила приятное впечатление.

– О боже.

Он положил руки на алтарь.

– Сын мой, ты позабыл все молитвы?! – прозвучал знакомый голос.

Айдан встал и повернулся в сторону говорившего. В зыбкой предрассветной мгле вырисовывалась высокая и стройная фигура.

– Вы когда-нибудь спите, Ревелин?

– Не могу себе позволить пропустить что-либо.

– Я всегда считал, что вы ничего не пропустите и все знаете.

Ревелин кивнул, его длинная борода коснулась груди.

– Когда я узнал имя командира прибывшего пополнения, то понял, что он последнее недостающее звено в цепи. Ты уже решил, что будешь делать?

Айдан бросил взгляд на крест в полумраке за алтарем. Он был рад, что доверился Ревелину.

– Почти.

– Спроси себя еще раз, – посоветовал Ревелин. – Что такого могут дать ей де Лэйси, чего ты ей дать не можешь?

– Уверенность в завтрашнем дне, которой она никогда не знала. – Ответ прозвучал так быстро, потому что Айдан сам не раз спрашивал себя об этом. – Они будут баловать и нежить ее. Если меня не будет, она когда-нибудь выйдет замуж за добропорядочного английского лорда, который даст ей спокойное, безопасное существование.

– Если я тебя правильно понял, ты не останешься в замке Росс?

– В качестве ручной зверушки, этакого английского спаниеля на задних лапках?

– По крайней мере, это возможность удержать при себе Филиппу, – чуть поколебавшись, изрек Ревелин.

Айдан стиснул зубы.

– И зачем, скажи на милость, я ей тогда такой сдался?

Ревелин положил руку ему на плечо:

– Иногда мужество нужно при отступлении, надо твердо знать, когда уйти.

Айдан скинул руку. Ему не нужны были утешения.

Широкими шагами он вышел из часовни, сел в лодку и поплыл обратно в замок Росс. Прыгая по лестнице через две-три ступени, он взобрался на самый верх и вышел на галерею. Рассвет уже занимался.

Замок был гордостью клана О'Донахью, вершиной его достижений.

Как он презирал его. С самого начала, когда здесь была только палатка из шкур на берегу Лох-Лина, его отец поставил себе целью превратить будущий замок в памятник сопротивления.

– Ты оставил мне в наследство ненависть, – процедил Айдан сквозь зубы.

Он встал между двумя зубцами стены и посмотрел с головокружительной высоты.

Поднимался кровавый рассвет. Нижние кромки облаков над горами были тяжелыми и несли приближающийся шторм. Но в этот миг небо еще оставалось чистым и только окрашивалось в малиновый цвет. Отсюда он уже мог разглядеть пагубные последствия прихода англичан. Бескрайние поля, какими они были целую вечность, дробились на маленькие наделы и заключались в аккуратные загородки. Церкви стояли пустыми, только ветер резвился в них. Священные места были загажены, священники убиты или загнаны на безлюдные острова в море. Вся жизнь Ирландии развеялась, как пыль на ветру.

Неожиданно, словно перед ним закрылся занавес, он увидел перед собой прекрасное лицо Фелисити так явственно, словно она стояла перед ним. Она умерла, и никто за это не в ответе.

Что чувствовала она, падая с этой высоты?

Наверное, то же, что и он, Айдан, сейчас, – не в силах ничего изменить, он летел навстречу тому, что было ему предначертано.

Он бросил долгий прощальный взгляд на алый восход и понял, что у него всего один выход, а не два.

Пиппа улыбнулась во сне, когда Айдан обнял ее. Она глубоко вздохнула с закрытыми глазами. Запах ветра и озера оставался в волосах Айдана.

Она заставила себя проснуться и увидела, что уже рассвело.

– Где ты был? – спросила она.

– На стене. Смотрел. Думал.

Он потянулся и передал ей чашку холодной воды. Она с благодарностью отпила большой глоток. Затем поставила чашку на место и прижалась к мужу, надавив щекой на теплую впадину на его груди.

– Я тебя люблю, Айдан, – прошептала она.

Он запустил пальцы в ее волосы и целовал ее долго, отчаянно. В такие моменты они пылко любили друг друга, но этот жар наполнял ее странным чувством паники и радости одновременно.

Он не проявлял мягкости в любви, да она и не ждала. Он был настойчивым и не знал усталости, как волны, обрушивающиеся на скалы на морском берегу. Его любовь напоминала бурю первобытных страстей, а она жаждала их, требуя их все, без остатка. Ничего не откладывая на потом, никаких скидок на женскую слабость. Ее не надо оберегать!

Первобытная сила и грубая красота были в его действиях. Он полностью овладел ее телом. Его губы и руки находили ее нестерпимо чувствительные места. Его возбуждение, казалось, заполняло все пространство комнаты.

Он без устали поглаживал ее, а его губы и язык доводили ее до исступления, пока она не вскрикнула, первой взмолившись о пощаде, но, отдышавшись, опять просила продолжения.