Именем Республики

На просьбу Судакова проводить его к староверам Степан ответил отказом: «Нельзя. Вдруг Гаврила выдаст, а меня дома нет. Вот и улика. Мне надо опередить Гаврилу. Приду сейчас в село, шум какой-нибудь подниму. Люди увидят, что ночью я дома был».

Судаков рассмеялся.

— Ты, однако, не такой уж дурак, каким тебя считают.

— Находит на меня, находит порой, — серьезно ответил Степка, видимо, сам уверовавший в то, что временами он лишается ума.

Условившись о встрече, они расстались.

Перебирая в памяти события прошлой ночи, Судаков все больше приходил к мысли о том, что ему надо спрятаться надежно. По рассказам Степки староверовский хутор — подходящее место. Лет тридцать тому назад две семьи староверов купили у помещика участок земли в лесу, построились, раскорчевали часть леса и распахали под посевы. Живут замкнуто, мало с кем общаются, к себе не пускают. С Советской властью не дружат, но и не ссорятся.

Все это, рассказанное Степкой, вполне устраивало Судакова. Вот только непростительно, что проспал он. Как ни ругал себя Судаков, ему не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать следующего утра, вернее, предрассветного часа. По опыту он знал, что незаметнее всего делать переходы перед рассветом — на грани ночи и утра, когда в деревнях еще спят.

Итак, Судаков решил провести день в землянке, кругом заросшей густым малинником. Место было глухое, сюда редко заглядывали люди, особенно теперь, когда была пора, не подходящая ни для сбора ягод, ни для охоты. Он снова растянулся на полу, закурил. Курение отвлекало от беспокойных мыслей, притупляло чувство голода.

«Черт этот Гаврила! Жадюга! — мысленно ругался Судаков. — Всю еду унес, ни черта не оставил! Чего уж домой-то было тащить? А вдруг не домой?»

Впервые за время, прошедшее с момента исчезновения Гаврилы, Судаков подумал о том, что Гаврила, может быть, и не пошел с повинной. Может быть, ему удобнее скрываться одному? Мало ли что у человека на уме!

«Все равно он свинья! — заключил Судаков. — Не мог со мной поделиться. Ну, ничего, на хуторе подкреплюсь. Степка говорит, там и сало есть и мед найдется. Жаль только, что самогону нет: староверы не употребляют спиртного».

Вдруг Судаков услышал шорох. Быстро потушив папиросу, он вскочил и, приподнявшись на носках, приник к дырявой крыше.

Шорох раздавался где-то совсем близко.

Судаков осторожно высунулся из землянки, осмотрел поляну, насколько было возможно, но никого не увидел.

А шорох то утихал, то возобновлялся. Вот кто-то прошел рядом с землянкой, — Судакову видно было, как качались кусты малины. «Уж не медведь ли?» Судаков не боялся встречи со зверем, но ему не хотелось стрелять и привлекать выстрелом чье-нибудь внимание.

Шум раздвигаемых кустов заглох.

«Если это был человек, — рассуждал Судаков, — то он не заметил землянки. А то бы заглянул в нее из любопытства».

Прошло не меньше получаса. Судаков успокоился и задремал.

* * *

Обойдя вокруг поляны и не заметив ничего подозрительного, Пантушка стал бродить по малиннику. Он помнил совет Стародубцева: ходить по-настоящему, как ходят грибники, а не крадучись. Так он и шел, раздвигая палкой кусты малины, разгребая прошлогодние листья. В то же время зорко смотрел вокруг — нет ли шалаша или землянки.

Вдруг, над малинником всплыл чуть заметный синий дымок. Пантушка остановился изумленный. Это было так неожиданно! Кто-то курил, и казалось, что курящий сидит в кустах. Продолжая шарить палкой в траве, Пантушка свернул чуть в сторону, поближе к месту, откуда тянулся дымок, и увидел землянку, двухскатная крыша которой когда-то была выложена дерном, а теперь местами провалилась, обнажив старые закопченные жерди.

Пантушка поспешил к Стародубцеву.

— Ясно, — тихо произнес милиционер, выслушав сообщение. — В землянке кто-то есть. Но кто?

— Известно кто: эти...

— Ты видел?

— Нет.

— А может быть, там честный человек отдыхает.

— Ну уж... кто это в старую землянку залезет!

— Ты ничего не знаешь.

Пантушке приходилось согласиться с этим: он ничего не знал, кроме того, что в землянке кто-то курил.

— На всякий случай проведем такой маневр, — сказал Стародубцев.

— Чего? — не понял Пантушка.

— Маневр. Это по-военному так называется. Разделимся. Ты зайдешь с той стороны землянки, я с этой. Возьмешь винтовку. Если в землянке не те... то все обойдется мирно. А может быть, и придется брать ее на абордаж.

— Чего?

— Брать на абордаж. Это по-морскому. Рукопашный бой на корабле. Ну вот, слушай! Убивать нам их нельзя. Надо взять живьем. Но стрелять, наверно, придется. Стреляй в воздух. Выстрелишь, перебеги на новое место, опять выстрели. Понимаешь? Будто землянка со всех сторон окружена. И кричи больше.

Слушая Стародубцева, Пантушка кивал головой:

— Понятно.

— В крайнем случае стреляй в ноги, чтобы убежать не могли. Ну, пошли!

Стародубцев и Пантушка подобрались к землянке с разных сторон.

Милиционер нарочно с шумом раздвигал кусты. Он знал, что заходить в землянку нельзя: из засады могут обстрелять. Самое лучшее, чтобы обитатель землянки показался сам.

— Айда, Пантелей, в землянку отдыхать!