Именем Усамы бен Ладена

Талибы очень скоро взяли на вооружение стратегию поощрения дезертирства в неприятельских рядах и таким образом смогли победить ослабленного противника, не ввязываясь в настоящий бой, где им, возможно, и не удалось бы отличиться. С помощью искусной политико-религиозной обработки они убедили воинственные племена присоединиться к их движению. Массовое дезертирство из пуштунской армии, защищавшей столицу вместе с Масудом, изоляция самого Масуда, которого отрезали от баз снабжения в Джелалабаде, заставили и таджикское войско покинуть Кабул, отдав город во власть армии дилетантов и теоретиков — надменных, любящих поучать других, наполовину неграмотных, но жаждавших славы (такими, вероятно, были безвестные китайцы во время Великого похода[71] или красные кхмеры, «освобождавшие» Пномпень в 1975 г. ).

В феврале 1997 г. талибы уже находятся в долине Горбанда, граничащей с Панджшером, твердыней Масуда. И там мелкие полевые командиры без боя переходят в другой лагерь, зачастую со всем вооружением. И там талибы продвигаются вперед, не встречая сопротивления. Города, как правило, распахивают перед ними ворота.

В контролируемых ими зонах талибы немедленно вводят законы шариата в самых строгих формах, вызывающие больше всего нареканий по западным критериям: побивание камнями, бичевание, отсечение конечностей. Плоды западного технического прогресса отовсюду изгоняются, и бородатые студенты, словно сорвавшись с цепи, устраивают публичные сожжения видеокассет, магнитофонов и телевизоров. Изъятые у водителей грузовиков и в общественных местах кассеты с западной музыкой яростно давят каблуками сапог. Запрещены почти все виды развлечений; даже детям больше нельзя запускать воздушных змеев в небо над Кабулом. Смертная казнь применяется без всяких ограничений. Афганские женщины, закутанные в паранджу, низведены до положения рабынь или производительниц, они не имеют права учиться, выходить на улицу без мужа или братьев. Мужчин обязывают отпустить бороду не меньше чем в ладонь длиной и пять раз в день гоняют в мечеть под дулами «АК-47». В талибском Афганистане очень быстро воцаряется порядок, основанный на доносах и терроре. Но и при этом суровом порядке, якобы руководствующемся принципами честности и справедливости, бесспорно существуют двойные стандарты. Религиозная милиция с кожаными плетьми в руках неустанно патрулирует улицы и рынки, выискивая нарушителей суровой морали, однако на рынках свободно и мирно соседствуют лавки торговцев опиумом и торговцев овощами. Опиум — манна небесная, и глашатаи пуризма цинично закрывают на него глаза, обрушиваясь на другие прегрешения.

Каждый день на кабульском стадионе перед застывшей в молчании толпой палачи «аккуратно» отсекают скальпелем руки и ноги у мелких карманников[72], потом это показывают по телевидению, а в то же самое время героиновые магнаты, прикрываемые могущественными талибскими сатрапами, считают прибыли от своей торговли, официально осуждаемой режимом, и раскатывают на внедорожниках, импортированных из-за границы чуть ли не на вес золота, по жалким улицам, превратившимся в сточные канавы. Это двойной стандарт, который хозяева Афганистана, лицемерно размахивающие в пустыне белым знаменем непорочной чистоты, применяют для оправдания коррупции и мздоимства.

Соседние страны первыми отреагировали на угрозу экспансии нового афганского порядка. Когда талибы приблизились к границам Узбекистана, президент этой страны Ислам Каримов выразил свою тревогу по поводу скопления талибов вдоль границ центральноазиатских республик и обратился в Совет безопасности ООН с просьбой прислать наблюдателей, которые следили бы за развитием ситуации.