Именем закона

Три дня Кейтеля допрашивал Р. А. Руденко. Мне довелось слушать и наблюдать этот допрос только первые два дня — в пятницу и субботу. В воскресенье утром мы выехали в Мюнхен. Не злодеяния Кейтеля, которые убедительно доказывал суду Руденко, и не вероломство фашистской армии поразили меня — об этом я был не только наслышан, но и видел их в размерах, непостижимых для человеческого разума. Меня поразила холодная тупость Кейтеля. Он не отрицал, что злодеяние есть злодеяние, а черное — черное, но не считал себя виновным в этом, потому что «так велел фюрер». Когда обвинитель припирал Кейтеля к стенке и уже нельзя было отрицать факт совершенного злодеяния, он замолкал или, уныло опустив голову, бубнил:

— Я не сделал ничего помимо письменного оформления распоряжения Гитлера.

Как хотелось Кейтелю, став перед судом народов, уйти в тень, стать только писарем, только исполнителем чужой злой воли.

Как юрист, я внимательно следил за допросом Кейтеля. Когда Руденко спросил подсудимого, когда тот получил военное образование, я подумал, не слишком ли издалека начинает обвинитель? Но шло время, ставились новые и новые вопросы, и передо мной все ярче и ярче вырисовывались те события, которые старался воскресить в памяти человечества Руденко, и все зловещей представлялась фигура подсудимого. Кейтеля, казалось, не очень волновало то, что его вместе с другими обвиняли с захвате Австрии, Чехословакии, в оккупации Голландии, Бельгии, Норвегии, в грабительских войнах против Польши, Франции, в коварном нападении на Советский Союз. По виду ему вроде бы нравилась его роль в столь «блистательных походах»… Но Кейтель всячески старался увернуться от обвинения в непосредственном участии в убийствах, грабежах и других злодеяниях на занятых немецкими войсками территориях, и особенно Советского Союза. Он делал все, чтобы скрыть свое участие, а если это не удавалось, ссылался на отсутствие умысла: мол, если это и было, то помимо моего желания, как результат бессознательного, бездумного повиновения Гитлеру — я же только солдат…

Опираясь на то, что он «только солдат», Кейтель всячески скрывал личное участие в уничтожении советских военнопленных и гражданских лиц. И тогда Р. А. Руденко предъявлял суду резолюцию, написанную рукой Кейтеля: «Я одобряю эти мероприятия и покрываю их».

На вопрос обвинителя, писал ли это подсудимый, Кейтель ответил:

— Да, это я написал в качестве решения после доклада фюреру… Я это написал…

Руденко:

— Там не написано, что это фюрер так сказал, там написано: «Я… покрываю… Кейтель».

…Прошла неделя моего пребывания в Нюрнберге. Я по-прежнему сидел в суде и восторгался четкостью его работы, глубоким знанием юристами деталей дела. На скамье подсудимых сидели не просто хитрые, лживые и коварные преступники, каждый из них был специалистом в своей области. Их опекали опытнейшие мастера своего дела — адвокаты, среди которых не было ни одного, который бы не имел звания доктора. И все же никому из них не удавалось обвести суд. Какой бы сложности ни возникал вопрос, обвинители и судьи ориентировались в нем с полным пониманием и знанием. Вот так бы всем юристам, на всех процессах!

Между заседаниями суда я ознакомился с порядком работы советских юристов. Какой гигантский труд они взвалили на свои плечи! Сколько каждому из обвинителей приходилось пересмотреть архивных материалов, документов, перечитать литературы! Целые библиотеки справочных материалов образовались за период работы советских юристов в Нюрнберге. Р. А. Руденко с гордостью говорил о документальном отделе, который вел полковник юстиции профессор Д. С. Карев.

7 апреля мы покинули Нюрнберг — меня ждал судебный процесс в Дахау. Несколько раз довелось мне потом побывать во Дворце юстиции, в частности на допросе Эрнста Кальтенбруннера, начальника главного управления безопасности и полиции третьего рейха, генерала СС. Каждый день присутствия на процессе для меня, юриста, был подлинной школой профессионального мастерства.

На суде в Дахау

В воскресные дни дороги в Германии мало загружены, и к полудню, проехав через Аусбург, мы приближались к Мюнхену, городу исторических контрастов. Здесь когда-то Ленин издавал первую общерусскую нелегальную марксистскую газету «Искра». В 1918–1919 годах Мюнхен стал центром революционного движения в Германии. 13 апреля 1919 года весь мир облетела весть о провозглашении Баварской советской республики. А в 1923 году здесь же вспыхнул фашистский путч и здесь же где-то должна быть «коричневая пивная», из которой впервые потянуло зловонием фашизма.

Подъехали к Мюнхену во второй половине дня. В комендатуре по случаю воскресенья никого не было — все начальство отдыхало. Мы довольствовались тем, что дежурный разместил нас в гостинице, пригласив зайти в понедельник, когда будет военный комендант.