Именем закона

К нам подошел мужчина лет сорока, аккуратно одетый, и, обращаясь к коменданту лагеря, по-русски спросил:

— Можно ли мне переговорить с советским полковником?

Переводчик перевел его слова на английский язык, и Дикен утвердительно кивнул.

Уполномоченный опередил меня:

— Мы потом, гражданин, вызовем вас. Как ваша фамилия?

Мужчина помолчал, затем бойко ответил:

— Маклаков Николай Андреевич.

На втором этаже нас встретили криками и свистом, хотя в коридоре никого не было. Комендант подал команду, и все стихло. Я попросил разрешения зайти в комнату. В ней было человек пятнадцать, многие в калошах вместо сапог, небритые, непричесанные. Хотя окна были раскрыты, в помещении стоял густой запах скверного табака и нечистого белья. Мебели никакой, кроме тринадцати коек. В центре комнаты небольшой стол, на нем металлические кружки.

Комендант спросил:

— Будут ли к нам вопросы или жалобы?

Все молчали.

На третьем этаже навстречу нам выбежали дети, в дверях комнат стояли женщины, суровые, насупленные, молчаливые. Дети плохо одеты, с бледными лицами, со скучающими глазами. Как мы узнали, им только два раза в день разрешают выходить во двор казармы не более, чем на сорок минут. В большинстве здесь были латышки, эстонки, литовки, не имеющие мужей.

За весь обход нам так никто и не задал ни одного вопроса. Вернувшись в кабинет коменданта лагеря, я напомнил, что следует вызвать Маклакова. Дикен приказал послать за ним. Минут через пять посыльный вернулся и сообщил:

— Его не могут найти…

— Разыскать! — приказал комендант работнику лагеря.

Прошло минут пятнадцать. Вернувшийся служащий доложил:

— Какое-то недоразумение: в списках лагеря Маклаков Николай Андреевич не значится. Возможно, господин полковник неправильно записал фамилию этого человека?

По дороге уполномоченный сказал:

— Я не думаю, что Маклаков хотел с вами поговорить… Это скорее всего подставное лицо, нужное для того, чтобы учинить какую-нибудь провокацию.

И я, и Будахин подружились с маленьким приветливым коллективом уполномоченного по репатриации. От полковника мы узнали подлинную правду о лагерях перемещенных. Английские и американские уполномоченные установили жесткий режим для советских граждан, находящихся в лагерях, превратили их в рынки торговли рабами.

Сюда приезжали вербовщики из Латинской Америки, Африки и других стран. В лагерях военные власти организовывали специальные комитеты, в которые входили уголовники-предатели, немецкие прислужники. До недавнего времени в «эсэсовском лагере» верховодил бывший гестаповец Подольский, разыскиваемый советским следствием. Комитеты держали лагерников в страхе, запугивали их, говорили, что в России их всех ожидают тюрьма, расстрел или в лучшем случае Сибирь. Выпускались и газеты, полные клеветы на советские органы следствия. Были случаи, когда убивали (душили подушками в постели) тех, кто все же требовал отправки на родину. В лагерях энергично работали американская и английская разведки, вербуя агентуру для подрывной деятельности и шпионажа на территории СССР. Позже, когда я вернулся в советскую зону и приступил к своим прокурорским обязанностям, многие из таких завербованных приходили с повинной.

* * *

…Шло время, лето уже было в разгаре, а конца судебному процессу не было видно. Тоска, трудная, горькая… И не потому, что я скучал по своей семье и друзьям. Скорее оттого, что неожиданно для себя оказался в центре событий, где вчерашние союзники по борьбе с гитлеризмом закладывали измену союзническому долгу и союзнической дружбе, скрепленной кровью, вынашивая планы Бизоний, Тризонии, а затем и ФРГ…

Еще вчера фашистские чиновники, раскрывая газеты и читая судебные отчеты о Нюрнберге и Дахау, чувствовали животный страх, старались уйти в тень, быть незамеченными, исчезнуть с глаз окружающих, дабы не угодить туда самим… Сегодня же, правда пока еще робко, они выползали на свет, выходили из своих крепостей-квартир, поднимались на пьедестал. В Ганновере английская администрация на должность начальника полиции назначила подполковника Шульте, того самого, который при Гитлере был начальником полиции в оккупированной столице Голландии. Член гитлеровского имперского совета вооружения Эрнэт Пенеген стал председателем вновь созданного английской администрацией объединения металлургов. В совет по надзору над рейнско-вестфальскими электрозаводами вошли Герман Абе, при Гитлере член правления немецкого банка и правления по надзору над 14 акционерными компаниями, а также Вальдемар фон Оппенгейм, кельнский банкир, занесенный в список военных преступников. В ряде городов американской и английской зон оккупации была раскрыта подпольная молодежная организация, которую возглавлял преемник Шираха Аксман. В подпольную банду входили бывшие главари гитлерюгенда Оберек и Логерль, а также бывшие начальники отделов у Шираха — Миннинген и Бедеус. Подпольщики ставили целью возродить гитлерюгенд.

На душе становилось тревожно… Мы с каждым днем чувствовали, как менялось отношение к нам. Об этом с горечью говорили в отделе по репатриации советских граждан.