— Кстати, — Громов раскрыл папку, достал документ, — вот ваше представление о назначении майора Корнеева Игоря Дмитриевича начальником отдела. Вы его подписывали?
— Да.
— Но мы же предполагаем выдвинуть на эту должность подполковника Кривенцова.
— Борис Павлович, — Кафтанов старался говорить спокойно и сдержанно. — Борис Павлович, — повторил он, — майор Корнеев опытный оперативник, порядочный, честный, мужественный офицер. Он раскрыл множество тяжких преступлений. Он проявил себя…
— Подождите-ка, — Громов хлопнул ладонью по столу. — О Корнееве потом. Вы считаете, что Кривенцов не обладает такими способностями?
— Я не берусь судить о подполковнике Кривенцове. Могу вам сказать одно, он не профессионал.
— Ну и что? Он же идет на руководящую работу! Понимаете? Ру-ко-во-дя-щую. Его дело правильно направить процесс в духе указаний.
— Начальник первого отдела не направлять процесс должен, а умело организовать оперативную службу. Кривенцов же в милиции всего четвертый год, да и то все это время просидел в приемной.
— У него большой опыт партийно-комсомольской работы. Он подтянет ваших сыщиков. Потом ему расти надо. Не зря же его из Моссовета сюда перевели. Посидит на подполковничьей должности, получит третью звезду. Переведем куда-нибудь повыше, пусть руководит.
— Я оставлю за собой право обжаловать ваши действия, — по-служебному сухо отрапортовал Кафтанов.
Громов изумленно поднял брови:
— Вам что, звонок из министерства не указ?
— Нет.
— Хорошо. Я не хочу ссориться с вами… Пока.
Это «пока» звучало предостерегающе. Предупреждение было в этом коротком слове…
— Теперь о Корнееве, — Громов вздохнул, всем видом показывая, как неприятен ему этот необходимый для пользы дела разговор. Он достал из стола папку, раскрыл: — Не очень хорошо характеризуется Корнеев… С женой разошелся… Пять лет назад было служебное расследование по применению оружия…
— Борис Павлович, по-моему, времена прошли, когда за развод увольняли со службы?
— Времена-то прошли. А мораль? Мораль, дорогой мой главный сыщик, осталась та же. Вот по ее меркам мы и судим о поступках таких, как Корнеев. А что это за стрельба в Измайловском парке?
— Корнеев один задерживал двоих вооруженных преступников.
— А зачем стрелял? Зачем создавал опасность для граждан! Нет, Андрей Петрович, как хочешь, а такие, как Корнеев, мне не по душе. Ну, а теперь о том, чего ты не знаешь. Я его вчера выставил из ресторана Архангельское. Вел он себя разнузданно, видимо, был пьяный. А ты начальником его делаешь. Нынешняя должность зама не для него. Понял?
Толик виртуозно втиснул машину в узкую арку. Дальше начиналось хитросплетение проходных дворов, арок, узких щелей.
Наконец благополучно объехав детей, катавшихся на велосипедах, старушек, сидевших на лавке, спящих на асфальте ленивых котов и хрипло лающих собак особой породы «городская дворняжка», он вывел свой синий «вольво» на пустырь, естественно, образовавшийся в результате стихийной застройки и ставший кооперативным гаражом.
Металлические и кирпичные домики-гаражи образовали городок с улицами, переулками, тупиками. В один из таких тупиков и въехал Толик. Створки дверей гаража были раскрыты, в глубине на яме стоял серенький «Запорожец», около него ходил Желтухин, поминутно наклоняясь и заглядывая в яму.
Толик посигналил. Звук клаксона был особенно гулок в этом гаражном городке.
Из ямы вылез Женя Звонков, приветливо помахал рукой.
Толик подошел к нему.
— Привет.
— Ты подожди, я сейчас закончу, — ответил Звонков и вновь нырнул в яму.
Желтухин, ласково улыбаясь, подошел к Толику, протянул руку.
— Здравствуйте, Анатолий Максимович.
— Здравствуйте. Откуда вы меня знаете?
— Поклонник вашего таланта.
— Значит, папаша, с девочками ко мне ездите.
— Голубчик, какие в моем возрасте девочки. Заезжаю послушать песни своей молодости.
— Видно, лихая была у вас молодость.
— Всякая.
Желтухин подошел к «вольво», похлопал ее по синему крылу.
— Хороша.
— Не жалуюсь.
— А не боишься?
Желтухин хитровато прищурился. Лицо его собралось складочками, морщинками и стал от похож на доброго гнома из мультфильма.
— Кого? — усмехнулся Толик.
— Хотя, правда, сейчас не спрашивают, откуда деньги. Теперь другое время: умеешь — живи.
— А вы, папаша, никак тоже из трудовой, но деловой интеллигенции? Не похоже что-то…
— На отдыхе, я, Анатолий, на отдыхе. Старику много ли надо? Вот иногда себе позволяю вспомнить молодость.
Толик посмотрел на крепенькую фигуру Желтухина, на его загорелое, будто бронзовое лицо, на седые, аккуратно подстриженные волосы и сказал:
— Да вы моложе нас всех выглядите.
— Степан Федорович, — подошел Звонков, — все, готова ваша машина.
— Спасибо тебе, Женечка, — Желтухин достал деньги. — Спасибо.
Звонков взял полсотенную бумажку, с недоумением посмотрел на Желтухина.
— Много, Степан Федорович.
— Мало, Женечка, мало. Ты мне как сын, так что бери, бери…
Желтухин подошел к машине.
— Круто распоряжается, — посмотрел ему вслед Толик.
— Широкий мужик.
Мимо них проехал и скрылся в переулках города серенький «Запорожец», только стук двигателя несколько минут бился о металлические стенки гаражей.