Именем закона. Сборник № 1

В маминой комнате-зале Соня накрыла праздничный стол — Клара Семеновна ушла в гости к знакомым. Сергей ел много, но машинально, без разбора, после селедки нанизывал на вилку ломтик жирного зельца и тут же брал с тарелки заливную рыбу. И так же машинально пил водку, рюмку за рюмкой, не хмелея, не теряя ясности рассудка и лишь ощущая тревогу и смятение.

Соня уловила его состояние, спросила, какая муха его укусила, почему у него мрачный, вовсе не праздничный вид. Сергей криво усмехнулся, нарочито звонко чокнулся с ней, пьющей шампанское из хрустального, с ножкой бокала, — пустяки, не обращай внимания.

Соня предложила вечером, когда совсем стемнеет, поехать на Ленинские горы полюбоваться иллюминацией нового, только что отстроенного университета. Он угрюмо кивнул. Ему было все едино. Незаметно, в самой потаенной глубине тихо вскипала, пенилась, бурлила и силилась выплеснуться наружу некая агрессивность. Похоже, он все-таки начинал пьянеть. Агрессивность эта была особого свойства, обращенная против него самого.

Распираемый, как перенакачанный мяч, наслоившимися за день переживаниями, Сергей внезапно почувствовал невозможность более носить их в себе, неодолимое желание выпустить наружу, как гной из раны, и, уже не думая, как отзовутся его слова, обратил на Соню отчаявшийся взгляд:

— Ты меня за какого-то там физика-атомщика держишь. Никакой я не физик. Я охранник, понимаешь? Телохранитель. Я сегодня человека поймал и чуть не задушил, — и он сбивчиво, скачущей скороговоркой изложил Соне утренние события.

По мере его рассказа она мертвела, кровь оттекала от щек, казалось, вот-вот грохнется в обморок. Пальцы ее вцепились в скатерть и побелели до костяшек. Сергей не замечал всего этого, изнемогая, судорожно, б о я с ь  о с т а н о в и т ь с я, выпаливал все, что точило и угнетало его.

Потом они долго молчали. Соня начала убирать посуду, ходила взад-вперед по комнате, бестелесная, бесшумная, как тень, застывшее на ее лице горькое изумление не исчезало: а не ослышалась ли она, в самом ли деле произошло то, во что никак не хочется поверить, и Сергей вовсе не Сергей, а кто-то иной, неведомый, чужой?

А поникший, выпотрошенный Лучковский бездумно смотрел в наливавшееся густой синевой окно. В голове гудело, наступившее на миг облегчение сменилось тупой усталостью. Ему захотелось вырваться из этих стен, не видеть Соню, в чьи взыскующие глаза он страшился заглянуть; наедине, мнилось, он сможет лучше разобраться в случившемся. Время самоказни истекло, внезапно Сергей начал испытывать совсем иную потребность — в утешении. Дождаться этого от Сони он, похоже, не мог, да и дико было бы услышать сейчас нечто подобное из ее уст. Она вышла из комнаты и долго не возвращалась. Сергей с трудом поднялся и тишком-молчком, стараясь остаться незамеченным, пробрался к входной двери.

Он не звонил Соне две недели. Неправда, звонил, но, едва узнавал в трубке ее голос, нажимал на рычаг. Иногда подходили соседи, и он тоже давал отбой. Наедине с собой ему, против ожидания, было неважно, можно сказать, худо. Да и долго побыть одному, попробовать додумать до конца, до упора не удавалось. На службе постоянно среди людей, дома мать — ей не расскажешь всего. Оставались часы сна, но Сергей так изматывался, что, заваливаясь в постель, мигом отключался. Снилось ему одно и то же — Соня.

За эти недели произошло следующее. Сергея повысили в звании. Он был представлен к ордену Красной Звезды. «За что?» — не таясь, напрямик спросил он Кима. Тот хмыкнул: «То есть как за что? Кто поймал готовившего покушение?» — «Но ведь он оказался безоружным!» — настырничал Сергей, не желавший считаться с тем, как может истолковать его слова Красноперов. «Неважно, был пистолет или не было пистолета, — Ким все еще пытался вразумить слегка очумевшего, видать от радости, приятеля. — Насчет ордена прямое указание Лаврентия Павловича. Тебе награда плывет, а ты вопросы глупые задаешь». — «А носатый, ну, этот, арестованный, он где сейчас? Сколько ему светит?» — «Тебе не все равно?» — обрезал начавший злиться Ким.

В выходной Сергея навестил дома дядя. Сияющий и донельзя довольный племянником, он поведал ошарашенной матери об удаче Сергея (так и сказал — «удача»). При этом оговорился: тот случай, когда можно раскрыть служебный секрет, и не кори, Вера, Серегу, что не поделился с тобой, — мне дозволяется, ему покуда — нет. Дядя достал из портфеля бутылку «КВ» и разлил коньяк по рюмкам.

— За тебя, за то, что не посрамил семейной чести. Орден в мирное время не шутка, перспективы у тебя отличные.

— Неужто и впрямь замышлял убийство? — переспросила мать и уставилась на Петра. Она почему-то не выказывала радости, напротив, нахохлилась, поджала нижнюю губу.

— Еще бы! Теперь впаяют ему на всю катушку.

— Десять лет? — вырвалось у нее.

— Ха, десять… За такие дела к стенке ставят, как говорится, без суда и следствия.