— Как для чего! — возмутился Викторов. — Да если бы нас совсем не было, знаешь что творилось бы! Все-таки жулики нас боятся. Не все, к сожалению… Нет, так вопрос ставить нельзя. Дело не в том, чтобы нас боялись. Нужно, чтобы воровать стало невозможно. А это не только от нас зависит. Но все равно ты носа не вешай. Вот разыщем Гришу, посмотрим, куда водители свой груз возили…
Однако с Гришей Сокольникову довелось встретиться лишь через несколько лет и совсем по другому поводу. А тогда Сокольникова отправили в Ленинград на трехмесячные учебные сборы. Никакого умысла тут не было, отправляться Сокольникову нужно было обязательно — таков порядок. Лишь по окончании курсов ему могли присвоить специальное звание лейтенанта милиции. Так что куда тут денешься…
За три месяца его отсутствия произошли изменения. Чанышев перешел преподавателем в высшую школу. Говорили, что он долго хлопотал о своем переводе, очень уж ему хотелось заниматься наукой, писать диссертацию. Викторова в отделе тоже не было. Его повысили, он теперь работал заместителем начальника отделения милиции.
Сокольников, конечно, сразу стал интересоваться, как дела со «Стройдеталью», и узнал, что материал по заводу заканчивал Трошин. Взялся он энергично, с присущей ему деловитой хваткой, и весьма скоро расставил все точки на «i». Удалось установить, что недостача на заводе была допущена по халатности прежнего главного бухгалтера, который незадолго до начала расследования ушел на пенсию по болезни и по старости. Привлечь его к уголовной ответственности за халатность у Трошина основания были, но он поступил гуманно, по-человечески. Все же бухгалтер был ветераном войны и труда и совсем старик, поэтому материалы о его проступке Трошин передал на рассмотрение товарищеского суда, Шафоротова с завода, разумеется, уволили. И, кажется, даже объявили выговор.
И жизнь пошла своим чередом…
Когда выпадает дежурство по отделу, нужно весь день сидеть на месте. Можно спокойно заниматься своими делами — приводить в порядок бумаги, которых всегда немало, писать разные справки о проведенных мероприятиях. Раньше все справки писала Люда Тарасова. У нее был особый талант и высшее библиотечное образование. Люда писала справки каждый день с утра до вечера, но с тех пор, как она ушла в декретный отпуск, ее обязанности разделили на всех поровну. Это было не только справедливо, но и разумно: в одиночку сладить со справками было совершенно невозможно.
Дежурному нужно сидеть на своем месте весь день на случай, если вдруг произойдет что-то непредвиденное по линии ОБХСС: обнаружатся где-нибудь расхитители или взяточники. Хотя такого, как правило, не случалось. Расхитители творили свои черные дела тихо, без бузы и скандала. Дежурство в ОБХСС совсем не напоминало будни уголовного розыска. Однако порядок есть порядок. Установленный очень давно неизвестно кем, он строго выполнялся, и если все в основном расходились по домам часов в семь, то дежурный сидел до одиннадцати.
К половине десятого Сокольников успел написать половину справки о борьбе со спекуляцией и торговлей с рук возле универмага «Заречный». Он перечислил предприятия района, с которых привлекались народные дружинники, проанализировал контингент задержанных, как того требовал руководящий документ, и уже готовился перейти к классификации предметов преступного промысла, как зазвонил телефон, который связывал его с дежурным по управлению.
— Алло, Сокольников, ты сегодня дежуришь? Это Цыбин говорит. Зайди в дежурную часть. Тут заявитель по вашей линии.
Цыбин был опытный дежурный, работал лет двадцать, знал всех, и все его уважали.
— Что-нибудь серьезное, Михалыч? — Сокольникову очень не хотелось задерживаться из-за какой-нибудь ерунды вроде жалобы на соседа по коммуналке.
— По-всякому может повернуться, — неопределенно ответил Цыбин. — Иди разбирайся…
На деревянном диванчике в дежурной части сидел невзрачный и довольно потрепанный мужичок со смятой кепочкой в кулаке. Он был небрит, да вдобавок под градусом, — это Сокольников сразу понял, едва вошел в помещение. Мужичок оценивающе осмотрел Сокольникова, потом поделился результатом с Цыбиным:
— Молодой товарищ-то.
— Старые все на пенсии, — строго обрезал Цыбин. Панибратства с сомнительными типами он не терпел, а глаз на посетителей у него был наметан.
— Да ведь это хорошо, — с энтузиазмом подхватил мужичок. — Молодой — значит принципиальный. Так или нет?
Цыбин отвечать не стал, но мужичка это мало смутило. Вид у него был такой, словно он только что разоблачил законспирированную сеть иностранных шпионов. Он взглянул на Сокольникова в упор, словно предлагая незамедлительно представиться.
— Моя фамилия Сокольников. Я оперуполномоченный отдела БХСС.
— Я хочу сделать заявление, — гордо сказал мужичок. — Азаркин моя фамилия.
— Я вас слушаю. — Сокольников обреченно приготовился выслушать любую чушь.
— Моя жена совершила опасное преступление. И я, как гражданин, обязан — что? Так или нет?
— Что же она такое совершила?