Впервые с начала процесса пошевелился адвокат Надежды. Поднял карандаш, привлекая к себе внимание суда, потом встал, навалившись обеими руками на стол.
— Прошу вызвать свидетеля Кротова, — прозвучал его высокий, скрипучий голос.
Этого свидетеля тоже ввел милиционер и остался стоять у двери. Свидетель выглядел довольно уныло. Испитое, одутловатое лицо его выражало тоску и равнодушие. Впрочем, заметив секретаршу и немного приглядевшись к ней, свидетель явно приободрился.
— Назовите свою фамилию, место жительства и род занятий.
— Кротов Сергей Дмитриевич, — представился свидетель, с усилием отрывая взгляд от секретарши. — Насчет места жительства — так я сейчас в элтэпэ. В профилактории. Там же и работаю. На принудлечении от этого дела, — он совершил характерный жест рукой.
— Расскажите, что вы делали пятнадцатого июля этого года, — потребовал адвокат.
— Как что? — удивился свидетель. — Выпивал, наверное. Я сильно в последнее время злоупотреблял, — признался он. — За что меня супруга определила.
— Выпивали? С кем? — равнодушно спрашивал адвокат.
— А кто его знает. С кем только не приходилось. — Свидетель задумчиво потянул воздух и покосился на секретаршу.
— Вы знаете Азаркина?
— Николая-то? Ну!
— Пятнадцатого июля вы с ним встретились возле станции техобслуживания. Так?
— Было, — подтвердил Кротов.
— С какой целью?
— Так ведь… известно с какой. Я тогда пустой был. Без денег то есть. А Николай — он сказал, что достанет.
— Откуда?
Свидетель задумчиво потрогал мясистый, в синих прожилках нос.
— Да я как-то не спрашивал. Чего-то продал вроде. Они туда с женой пришли, а я в стороне, чтоб не у нее на глазах… У меня с ней отношения, сами понимаете, были натянутые.
— И много он достал?
— Ну-у! — с уважением сказал свидетель.
— Сколько конкретно, — требовал адвокат.
Кротов подумал, пару раз дернул себя за нос и объявил:
— Пятьсот.
— Что ж ты брешешь, паскуда! — крикнул Азаркин. — Ты видел?
— Видел! — обиженно отреагировал Кротов. — Кто передо мной червонцами тряс!
— Врет он, граждане судьи, я вам клянусь. Это же алкоголик!
— Я — алкоголик! — сокрушенно сказал Кротов. — А он — трезвенник. Дружок называется!
— Откуда вы знаете, что именно пятьсот? — спросил один из народных заседателей — крупный пожилой мужчина с обветренным лицом строителя.
— Да он сам сказал, — ответил Кротов. — Пачка такая солидная. Одни червонцы.
— У защиты еще есть вопросы к свидетелю? — спросила Поливанова.
— Вопросов нет. — Адвокат опустился на стул и задрал подбородок.
В общем, адвоката Сокольников недооценил. Тот вовсе не собирался давить на жалость и взывать к родительским чувствам членов суда. Методично и настойчиво адвокат доказывал, что Надежда Азаркина не преступница, а самая настоящая жертва мужа-алкоголика, потерявшего совесть и человеческий облик. Причем он не только вынудил Надежду пойти на преступление закона, но фактически сам стал исполнителем и главным лицом преступления. Адвокат доказывал это настолько успешно и убедительно, что судебное разбирательство завершилось еще до обеда и самым неожиданным для Азаркина образом.
После десятиминутного уединения в совещательной комнате судьи заняли свои места, и председательствующая зачитала определение, из которого следовало, что в свете вновь открывшихся обстоятельств суд возбуждает уголовное дело в отношении Николая Азаркина и направляет его для производства следствия. При этом суд, с учетом тех же обстоятельств, избирает для Азаркина в качестве меры пресечения содержание под стражей.
С этими словами в зал немедленно вошли два милиционера и встали по обе стороны от Азаркина.
Он как-то суетливо и растерянно задергался, принялся приговаривать вполголоса: «Вот, значит, как!», «Значит, так, да?» Возглас от возгласа в его тоне появлялись какие-то жалобно-угрожающие нотки, но слушать его было уже некому — суд удалился, прокурор тоже собирал свои бумажки.
Один из милиционеров слегка подтолкнул Азаркина в спину: пошли, мол. Азаркин поперхнулся и тут же замолчал. Заложив руки за спину и опустив голову, он съежился, сделался маленьким и беспомощным. Жалко, испуганно взглянул на мать и Надежду.
— Коля! — простонала вдруг старуха.
Слезы покатились по ее лицу. Она шагнула к Азаркину, видимо желая его обнять, но молодой румяный милиционер преградил дорогу.
— Не положено, мамаша, — произнес он твердо, но все же со смущением.
И у Азаркина тоже лицо задергалось и искривилось.
— Мама! — всхлипнул он, помотал головой и крикнул конвоирам: — Ведите! Хватит душу мотать!
Надежда все так же сидела за барьерчиком для подсудимых и смотрела на происходящее с тупым безразличием.
К ноябрьским праздникам ударили морозы. Лужи прочно схватило льдом, порывистый холодный ветер гнал по асфальту редкие снежинки. Холод застал горожан врасплох. На улицах меховые шапки соседствовали с кепочками, теплые сапоги с осенними туфлями.
В управлении шло предпраздничное собрание. Мероприятия этого ждали: по сложившейся традиции, в конце собрания отличившихся награждали премиями и ценными подарками.