Именем закона. Сборник № 2

Нет. Городским транспортом, спокойно: вот он я, для окончательного, так сказать, решения. (Глупо, конечно, да уж ничего не поделаешь.)

Но ведь Насти у ворот нет? Значит, не подождала? А может быть, даже и не искала?

Что ей? У нее этот длинный, умный, перспективный. Может быть, она тоже раскаивается и мечется, не знает, как отделаться от непрошеного Алексея Николаевича?

Ну и ладно.

И вот родимая улица, и милый высотный дом с лестницами под ветром и дождем, рой автомобилей у подъезда (дурацкое сравнение, что они — пчелы, что ли?), и консьержка с улыбкой от уха до уха: «А ваша-то с собачкой пошла». С какой собачкой? Не было собачки. А-ааа, ясно: долго отсутствовал, вот и появилась. «А они здесь, возле дома». — «Спасибо».

Да, вот они: болонка прямоугольной формы, любимая в египетском платье. «Здорово». — «Здорово. Как назвала?» — «Кук. Ну? Надоело шляться? Вот, слушай вперед умных людей». — «Мне звонили?» — «Кто?» — «Откуда я знаю?» — «Тогда чего спрашиваешь?» — «Просто так».

Поднялись на этаж, Кук бежал впереди с деловитым хрюканьем (опять глупости, он же собака, что за черт…), любимая долго проворачивала ключ в замке («Я сменила, мало ли что…» — «Что? — «То!»), потом пригласила широким жестом: «Входи!» — осторожно вытер ноги (тряпки больше не было, кусок симпатичного коврика), она шмыгнула в ванную: «Я сейчас помою ему лапы и накормлю тебя. Голодный?» — «Голодный». Еще не отдавая себе отчета — зачем он это делает, нагнулся и сунул руку под вешалку: пусто. Провел вправо до конца, потом влево: ничего. «У меня под вешалкой лежала икона и календарь. Ты не брала?» — «Ты спятил?» Она выскочила из ванной с Куком на руках, пес повизгивал и пытался спрыгнуть на пол. «Заткнись! — шлепнула по пробору на спине. — Какая икона? Какой календарь? Ты зачем их сюда положил?» — «Не знаю… — обрадовался: Настя взяла! — Слушай, к тебе третьего дня из жэка приходили?» — «Из ДЭЗа?» — «Ну, из ДЭЗа, какая разница?» — «Нет. Ты же знаешь, я никого не пускаю, когда тебя нет дома». Искренний, почти проникновенный голос, и глаза сияют, как на портрете купчихи Чихачевой в Казанском соборе, но почему-то мелькнуло что-то — в голосе ли, в глазах… Нет, показалось.

— Ладно, я пойду… (Глупости, если бы Настя взяла — какой ей резон обманывать? Чепуха…)

— Пойдешь? Хорошо! Но только помни: у тебя сейчас был шанс и ты его упустил.

— Ладно. Не разговаривай, как в американских вестернах.

Не оборачиваясь, вышел в коридор и вызвал лифт. Когда двери начали съезжаться, откуда-то издалека донеслось: «Возмездие впереди…»

Через полчаса он уже звонил в знакомую дверь, Настя открыла сразу, словно все время стояла у порога, бросилась на шею, повисла: «Где же ты был? Что случилось?» — «Ничего». Рассказывать почему-то не хотелось, зачем? Ведь ничего теперь не изменится…

— Алексей, ты не любишь меня больше?

— Разве мы говорили об этом?

— Вот, говорим.

— Я нашел могилу Шорина, нужно позвонить в ЦАБ, пароль я сейчас узнаю…

— Ты мне не ответил. Не хочешь? Или нечего сказать?

— Надо мною звездное небо, в груди моей нравственный закон. Если это правда, значит, есть Бог, и мы сейчас найдем родственников Шорина и узнаем, зачем они убивают людей.

— Известно зачем… — вдруг усмехнулась она тяжело, незнакомо. Взглянула исподлобья: — Гораздо важнее — кто… Ты все взвесил? Все решил? И о последствиях подумал?

— А ты?

— Праздный вопрос… Едем?

Он кивнул. Едем… Куда и зачем… Но ведь она знает и спрашивать незачем.

— Это далеко?

И снова та же усмешка:

— Километров двадцать, но ты не беспокойся, нас довезут.

Вышли, у подъезда протирал стекла изрядно побитого «жигуля» недавний знакомец, друг № 1.

Оскорбительно, конечно, но ведь не ответил на прямой вопрос, и, значит, претензии не принимаются.

— Садись рядом с ним, я поеду сзади.

— Хорошо… — теперь все автоматически, как робот, потому что исчезла душа. Все равно…

Ехали молча, № 1 включил приемник, незнакомая певица выводила глубоким и сильным голосом: «Стаканчики граненые упали со стола, упали и разбилися…» — потом она запела про чубчик кучерявый и еще про что-то, Хожанов уже не слушал. Ему представилось широкое, наверное, даже бескрайнее поле (впереди таяла синеватая дымка, за ней не видно было), тяжелые комья черной, влажной земли источали дурманящий запах, ноги сразу же начали вязнуть, каждый шаг давался с трудом. Но где-то рядом стояла Изабелла, он чувствовал ее присутствие и поэтому напрягался, отдавая последние силы последнему шагу… Но вот и край, пальцы нащупали стену, все… «Спасибо, Алексей Николаевич, вы сделали более, нежели я просила, теперь мы оба знаем, что Строев честный человек». Протянула руку, край перчатки загнут, тончайший аромат незнакомых духов едва ощутим, и улыбка, улыбка… «Но что же вы? Входите, мы давно ждем…» — «Да-да, извините». И снова запах, более резкий, тяжелый — да ведь это розы, сколько их здесь…

И дом — двухэтажный, с затейливой ломаной крышей и флюгером над башней, как все знакомо, ведь бывал здесь, и, кажется, не раз… И грузный человек в белом фланелевом костюме, и рядом с ним другой — пустые глаза, и еще что-то, не понять что…