Именем закона. Сборник № 3

Из наброска письма В. Орехова в Политбюро ЦК КПСС, написанного после ареста

«…До каких пор мы будем уклоняться от того, чтобы все называть своими именами? Кого мы боимся? Должностных лиц, надевших маску?

Когда следователь спросил меня с удивлением: «Неужели вы собирались бороться с органами госбезопасности?» — я ответил, что за справедливость и честность готов бороться с кем угодно…»

Из материалов уголовного дела

…В декабре 1976 года Орехов сообщил Морозову о предстоящем обыске у гражданина Слепака, зимой 1977 года — данные о лице, сотрудничавшем с органами КГБ, весной 1978 года — данные о другом лице, также сотрудничавшем с органами КГБ.

В январе 1977 года Орехов предупредил о предстоящем аресте Орлова, в феврале 1977 года о проведении специальных оперативно-технических мероприятий в отношении Щаранского и о предстоящих обысках у Лавута и других граждан.

Орехов, зная, что Морозов имеет отношение к изготовлению и распространению антисоветских листовок, разгласил данные о проведении оперативно-технических мероприятий в отношении Морозова, а также в отношении Гривниной и Сквирского. Получаемые от Орехова сведения Морозов передавал своим единомышленникам.

По заключению экспертов сведения о методике и опыте практического проведения нескольких видов оперативно-технических мероприятий являются совершенно секретными и составляют государственную тайну.

Пропуск в историю

Почему Морозов заговорил о дочери? Некому исповедаться? Наболело? С женой в разводе, с дочерью в ссоре. Подозревает: именно дочь-студентка, видевшая у него фотокопию «Архипелага», вначале проболталась знакомым, а потом, приглашенная (как он предполагает) на беседу с сотрудником госбезопасности, выдала папеньку. А иначе с чего бы началось прослушивание его телефона, а затем слежка за ним и его приятелем лаборантом? Он был так уязвлен, что назвал дочь «Павликом Морозовым». Сказал ей: «Фамилию можешь оставить, совпадает, а имя поменяй».

Орехов проверил все, что имело отношение к началу разработки Морозова. Сказал ему: «Дочь ни при чем. Помирись с ней». Морозов не поверил. «Не могу ж я тебе секретные бумаги вынести», — рассердился Орехов. «Поклянись», — попросил Морозов. И Виктор поклялся — именем матери. А через несколько дней спросил, виделся ли он с дочерью. Да, виделся. Помирился. Спасибо. Помолчав, Морозов добавил: «Она плакала». И еще через минуту: «Ты мне вернул дочь, я тебе обязан…» Дрогнувший голос. Неловкий жест. Орехов возразил: «Ты мне ничем не обязан». Эмоциональность Морозова показалась ему чрезмерной. Человек, рискующий собой, на взгляд Орехова, должен владеть чувствами безукоризненно — иначе подведет других. Хотя Морозова можно понять — он, видимо, очень тяготился ссорой с дочерью… Так думал Орехов, заглушая в себе предчувствие близящейся опасности.

Он заметил — многие из диссидентов были никудышными конспираторами. Знают же — телефоны прослушиваются. Но вот будоражащая новость, и в телефонную трубку несется фраза: «Будь осторожен, К-нов агент, мне только что сообщил!» «Кто сообщил?» — немедленно заинтересуется третий молчаливый участник разговора. Попытки иносказательного общения им тоже не удавались — непременно выбалтывали телефонной трубке существенные подробности. Так случилось, когда они, тяготясь невозможностью оперативно сообщить читателям самиздата последние новости, задумали почти фантастическую операцию — пустить по ветру воздушные шары с листовками. Организаторов этой акции уже готовились взять с поличным, и взяли бы, если бы не предупреждение Орехова.