Именем закона. Сборник № 3

В номере он достал из мини-бара пива, открыл, налил в высокий стакан, глядя, как лопается пена. Потом сделал глоток и решил завтра же уезжать. Ни с чем не сравнимая тревога охватила его.

Он включил телевизор, показывали какой-то фильм из красивой жизни, в чем суть — он ухватить не мог по причине незнания языка. И, глядя на мужчин во фраках и женщин с обнаженными плечами, он думал о том, почему пришло к нему чувство дискомфорта.

Боялся он чего-то? Пожалуй, нет. Он получил «образование» на улице, в проходных дворах знаменитой Бахрушинки, потом добавил знаний в секции бокса, в кабацких драках, в поездках по ночной Москве, во время гулянок в период застоя и парадности. О нем говорили: «Крутой».

Так что же беспокоит его?

Фильм уже подходил к концу, когда в дверь постучали.

Сергей открыл.

На пороге стоял Ромка Гольдин. Давнишний знакомец, тертый, битый московский парень, бросивший родной Столешников ради сытой американской жизни.

И хотя в Москве не были они так уж близки: ну в кабаках виделись да на футболе, а иногда грелись в одной сауне, здесь они обнялись как самые добрые друзья.

После первых приветствий уселись как следует, закурили.

— Ну как ты, Сережа? — спросил Гольдин.

— Как видишь.

— Вижу, вижу, — хохотнул Роман, — во всем дорогом и красивом. Значит, есть бабки.

— Есть немного.

— А зелень?

— С этим похуже, но есть.

Сергей с интересом разглядывал московского знакомца. Шелковый костюм, рубашка темно-синяя, невесомая совсем, мокасины целое состояние стоят, цепочки золотые на шее, браслет золотой, часы и говорить нечего. Безвкусно, но дорого. Кричаще дорого. Видимо, нужно Гольдину показать, что богат он, очень богат.

— Значит, это ты должен был с нами обедать сегодня? — спросил Третьяков.

— Не успел я к вашему столу, так что мы отдельно поговорим.

— Давай, только что может тебя в нашем тихом бизнесе заинтересовать?

— Правильно ты сказал, тихий бизнес. Именно такой мне и нужен.

— У тебя есть предложения?

— Есть. Ваша фирма имеет право внешнеторговой деятельности?

— Конечно. Мы можем поставить тебе любое количество наших изделий…

— А они не нужны мне. Мы организуем новую фирму.

— Не понял.

— Очень просто. Ваше СП останется таким же, как и было, только я войду туда партнером.

— Значит, мы будем советско-австрийско-американским предприятием?

— А зачем тебе понт этот? Останетесь, как и были, а я через Штиммеля вложу в вас деньги.

— Много?

— А сколько хочешь.

— В какой валюте?

— А какая тебе нужна?

— Понимаешь, — Сергей встал, подошел к окну. Тихая, почти пустая улица. Машины вдоль бровки тротуара, светятся огоньки маленького бара, одинокий прохожий идет неспешно.

Покой, мир, тишина.

— Понимаешь, Роман, мне же любые деньги не нужны…

— Значит, Сергей Третьяков стал честным, — засмеялся Гольдин, — а не ты ли через дружка из горкома, помощника Гришина, доставал машины и продавал их?

— Я.

— Так что же ты из себя целку строишь?

— А я не строю, Рома. Просто мне держава впервые дала возможность честно заработать, сколько я хочу.

— Видно, немного ты хочешь, Сережа, если киваешь на державу. Конченое твое дело.

— Какое уж есть.

— Ну ладно. — Гольдин встал, открыл бар, достал маленькую бутылочку шампанского. — Кстати, ты нашего шампанского не привез?

— Нет.

— А жаль, любимый напиток, никак не могу привыкнуть к ихнему, уж больно сухое.

— Так оставался бы в Москве.

— В Москве. — Гольдин открыл бутылку, налил шампанского в фужер, выпил залпом, зажмурился. — В Москве за мной уже менты ходить начали. Так-то было в родной столице. Ты в следующий раз привези нашего шампанского, конечно, если мы договоримся.

Последнюю фразу Гольдин произнес со значением, не просто так произнес.

— А о чем мы должны договориться? — Сергей уловил его интонацию.

— О главном, друг Сережа, о главном. Чем будет заниматься наша фирма…

— У нашей, — Третьяков сделал ударение на слове «нашей», — есть уставная деятельность.

— Реставрация антиквариата и поделки под старину? — засмеялся Гольдин. — Да знаешь ли ты, президент с советской стороны, что давно бы вы сгорели с вашей туфтовой мебелью, иконами-подделками да ковкой дерьмовой, если бы умные люди ваш бизнес не направляли.

— Ты что имеешь в виду? — внутренне холодея, спросил Третьяков.

— Ты что, действительно идиот или прикидываешься? Бабки брал, зелень брал и ничего не знаешь?

— Я не брал никакой зелени ни у кого, понял!

— Вот тебе и раз, а этот, ну коммерческий ваш…

— Лузгин?

— Именно. Он сообщал, что все в порядке, все в доле.

— Слушай, о чем ты говоришь, — Третьяков вскочил, надвинулся на Гольдина.

— Ты не дергайся, спокойнее, — Гольдин отодвинулся вместе с креслом, — не надо резких движений. Запомни, что ты да дурачок этот австрийский были просто фрайерами подставными.

— Ты имеешь в виду Мауэра?

— Его.

— Значит, он вам мешал?

— Не об этом речь. — Гольдин встал, подошел ближе к дверям. — Ты будешь заниматься настоящим делом?

— Что ты имеешь в виду?

— Уже год, как через вас идет к нам дефицитное сырье: титан, алюминий, бронза, ну и золото, конечно.

Сергей больше не стал слушать, он шагнул к Гольдину и ударил его.

Роман, зацепив по дороге стул, отлетел к дверям.