Имение Марковых

– Не хотите ли вы сказать: раз ты берёшь, друг, многим больше, чем нужно и не совсем так, как условленно в нынешнем цивилизованном обществе, тогда будь добр отстегнуть населению свой кусок, чисто чтобы совесть не мучила. Вы ведь это имели в виду? – ухмылялся Семёнов. – Это, исходя из морали, грубо звучит. Обманывать людей и не считаться с ними – почему и не норма? Упрекнуть-то меня в моём положении каждый может, а оказавшись на моём месте, любой подобно мне будет поступать. Да что подобно мне, куда хуже: и за убийство лихо возьмутся. Деньги любую нравственность перекрывают; это такой козырь, который всей колоды ценнее. Поэтому богатые люди никаких хороших книжек не пишут, потому что не знают ничего такого высоконравственного; а бедные – они да, все нравственные, затем только, что ничего у них кроме этой нравственности нет, и эта нравственность им по умолчанию даётся, и обманывать за неё не нужно.

– Стой, стой. Позволь… Твоё оправдание безразличия – твоя неизменная участь? То есть от тебя ничего не зависит, и это деньги на тебя навлекли эту мрачную пелену эгоизма и чванства? Это говорит либо о твоей слабости перед собой, либо заурядности, либо неспособности играть роль в собственной истории. Я только теперь осознал с кем же я имею дело. Как же просто-то звучит: «я такой, какой я есть – и плевать!». Ты мне теперь многое сказал; всё виновато: и эпоха, и отец твой – что денег нажил, – и люди-то все виноваты (покуда оказались бы на твоём месте, то…), и сами деньги виноваты. Это незрелые мысли незрелого человека.

– О чём же вы говорите, Александр Александрович? Вы тоже среди нас находитесь, и что-то я не слышал никаких историй о вашей благотворительности. К чему эта пустая болтовня и двуличные высказывания?

– Меняться хочется, Толя, и чувствую, что нужно меняться, непременно стоит измениться. Это не жизнь, уж точно не настоящая жизнь.

– М-да, Александр Александрович, благородно это может – взять и раздать накопленное, в Африке там кормить-поить детей и взрослых, в приюты жертвовать, и так далее. Трудно мне всё-таки признать в этом благородное начало; да и к чему оно – жертвовать собой ради спасения других – на то ли жизнь свою дано тратить? Ладно, Александр Александрович, с вами интересно побеседовать, но я пожалую к отцу, прознаю там за его успехи. Счастливо!

Взаправду страшно стало слышать откровенности такого рода. Что с этим миром, если порочность может запросто покончить с любой добродетелью, и зло, в общем понимании, сильнее добра? Не то чтобы я был набожным, или отделял зло от добра – нет, но причина того, что одни по природе своей богатые редко когда заслуженно, а другие нищие и работают больше тех богатых – эта причина меня заставляет говорить о зле и добре. Ни сколько в количестве денег впрочем значимость моих суждений, а в справедливости и финансовой стоимости благополучия. В благополучие я укладываю: здоровье, качественные продукты питания, качественную медицину, образование для детей, статус, с которым считаются органы правопорядка. Если ты богат, у тебя будет всё, что пожелаешь; если беден – придётся ограничиваться: ограничивать здоровье, качественные продукты, хорошее образование для детей, придётся ограничить качество жизни, вследствие, урезать длительность жизни. И я не каких-то коммунистических взглядов, мне бы быть коммунистом! – я не больше чем безнадёжный гуманист. Все они носят на голове перевёрнутые воронки Босха, восхищаются уродствами, напиваются коктейлями из желчи и спеси, закусывают себе подобными – и счастливы, а значит презирать их, осуждать, наверное, негуманно. Я не могу поверить, что на сегодняшний день всё работает на тех, у кого есть деньги. Не могу поверить, но знаю что это так. Рассказав о них правду, они не сядут; рассказав о них правду, вероятнее, сядешь ты. Никак им не помешать, никаким образом не свергнуть и не заменить на более достойных. А даже, если и заменишь, то прав, прав был Анатолий, те достойные безвозвратно превратятся в тех, кого свергли. В эпоху, где капитал является целью, достигнув его, становишься другим человеком. В имении прямо-таки и называют сегодняшнюю эпоху – эпохой феодализма. Но люди почему-то привыкли повиноваться тем, чьи богатства достигнуты ценой людских крови и жизни, а подчас эта кровь и жизни – их отцов, матерей, дедов и бабушек. Что же насчёт Анатолия: «Воспитать человека интеллектуально, не воспитав его нравственно, – значит вырастить угрозу для общества», – отлично подметил старина Рузвельт. С такими людьми ничего не произойдёт, никакого краха у них не будет, они как тараканы – всегда выживут и всех переживут. Ни добавить, ни прибавить.