Именинник (ЛП)

Я бегу трусцой по полю, следуя за своей командой в помещение, которое, кажется, впитывает все запахи, исходящие от тела подростка. Большинство из них уже полураздеты, ожидая душа. В это время мы с Дженсеном обычно просто бросали свое снаряжение в шкафчики и отправлялись к нему домой, чтобы принять душ.

Когда я подхожу к шкафчикам, где Дженсен в данный момент запихивает одежду в сумку, он останавливается, когда я стою в конце. Его взгляд переходит на меня, и он усмехается, захлопывая дверь.

— Надеюсь, ты не ждешь приглашения.

Я качаю головой, поднимая руки вверх.

— Я лишь надеялся, что мы сможем поговорить.

Рот Дженсена открывается в оскале, но он закрывает его и оглядывается по сторонам. Он кивает в сторону выхода, и я молча следую за ним на парковку. Он бросает сумку в багажник своего грузовика и поворачивается ко мне со скрещенными руками.

Я облизываю пересохшие губы, а затем испускаю пустой смешок.

— Слушай, я знаю, как ты оберегаешь свою маму. Вот почему я никогда не говорил о своих чувствах к ней. Его шея напряжена, а челюсть щелкает от того, как сильно он скрежещет зубами. Костяшки пальцев побелели, а сжатые кулаки уперлись в локти.

— Что ты чувствуешь к ней?

Почесав затылок, я сворачиваю плечи и отвожу взгляд.

— У меня никогда не было мамы, Дженсен. Не совсем, ты же знаешь. Твоя мама… это все, что я хотел бы иметь в детстве. А потом, в один прекрасный день, я перестал смотреть на нее как на… Она была… чем-то большим.

Он шумно выдыхает и прислоняется к грузовику, разминая руки.

— Как долго это продолжается?

Я сморщился и бросил на него овечий взгляд.

— Чувак, у меня нет выхода, поэтому я просто скажу это. И если ты меня ударишь, то ударишь. Ничего не было до моего дня рождения, когда я прогулял школу и умолял Оливию лишить меня девственности.

Лицо Дженсена бледнеет, а его голова откидывается назад настолько сильно, что ударяется о стекло грузовика. Он шипит и потирает затылок. Я с ужасом наблюдаю, как он стоит, моргая и разевая рот, как рыба.

Я даю ему несколько минут, прежде чем прочистить горло.

— Она все, чего я когда-либо хотел. Я не могу этого объяснить. Я люблю тебя, и ты мой брат. Но я не мог контролировать то, насколько она мне нужна. И когда она дала мне шанс, ничто не могло помешать мне им воспользоваться.

Его глаза ожесточились.

— Даже рискуя потерять меня как друга?

Смотря на него, я не отвечаю. Я не собираюсь подтверждать это вслух и становиться еще более плохим другом.

Он кивает, его горло першит, когда он сглатывает.

— Да, это был глупый вопрос. Точно так же, как глупо было игнорировать помаду, размазанную по твоему рту в тот день в ресторане.

— Я знаю, что ты, наверное, никогда меня не простишь, но… не будь так строг к своей маме. Ты — все, что у нее есть. Мое сердце болит от осознания того, что Оливия, скорее всего, в бешенстве от того, что Дженсен узнал о нас. Мы оба знали, чем чреваты наши отношения, но было легко притворяться, когда мы еще не столкнулись с последствиями.

Дженсен встает.

— Пошел ты, Коул.

— Прости, я… Я снова пытаюсь объяснить.

— Нет, тебе просто нужно заткнуться и оставить меня в покое. Оставь нас обоих в покое. Держись подальше от моей мамы! кричит он, открывает свой грузовик и забирается внутрь, после чего выезжает со стоянки.

Горе тяжело оседает в моем желудке, когда я смотрю, как исчезают его задние форы. Наш разговор ни к чему не привел, но это было похоже на прощание. Это своего рода завершение, к которому я еще не готов. Я могу только надеяться, что его любовь к Оливии перевесит его ненависть к тому, что мы сделали, учитывая, что я преследовал ее.

Оливия

Странное чувство, когда понимаешь, что ты не права в ситуации, связанной с твоим ребенком. Вы можете извиниться только тогда, когда даете им возможность подойти к вам. Здесь нет урока, который можно было бы извлечь. Два самых близких человека в его жизни предали его, и я не знаю, как ему помочь.

Дженсен останавливается, заметив меня на кухне. Я бросаю взгляд на него, а затем возвращаюсь к плите. За последние две недели мы с ним почти не виделись. Коул несколько раз выходил на связь, но я не отвечала ему. Мне нужно наладить отношения с сыном, прежде чем обращать на него внимание.

— Я приготовила ужин. Я могу оставить тарелку в микроволновке, если ты хочешь подожди, пока я вернусь в свою комнату, мягко говорю я, не в силах самостоятельно проглотить еду. Из-за эмоций мой желудок превратился в беспорядочную кашу из нервов, и я не могу ничего есть.

Он вздыхает.

— Мам. Это самое депрессивное дерьмо, которое я когда-либо слышал.

Я сглатываю, чтобы успокоить ноющее горло, и прогоняю тошноту.

— Я просто хочу дать тебе пространство, которое тебе нужно. Я не хочу давить на тебя.

Скрип стула заставляет меня оглянуться через плечо, когда он опускается за стол. Он проводит рукой по лицу. Я готовлю нам обоим по тарелке еды и приношу ее, садясь напротив него.

— Спасибо, бормочет он, и несколько мгновений мы едим в тишине.

Дженсен внезапно встает, идет к холодильнику и берет банку колы. Он останавливается и протягивает ее. — Хочешь?