Именины госпожи Ворчалкиной

Анна. Ой знаю! Только в конце концов мужчины оказываются сильнее меня. И знаешь почему? В душе женщины живет наслаждение пораженья. Мы готовы сдаться еще в самом начале боя. И лишь очень глупые мужчины ставят на нашу силу и пытаются нас ублажить. Нас не ублажать, а пороть надобно! Так что давай, мальчик, борись с несправедливостью, освобождай крестьянство от нашего помещичьего гнета, а мне оставь поэзию и любовь.

Державин. Разумеется, вы, Анна, как всегда правы. Позвольте прочесть вам отрывок из стансов, который показался мне удачным.

Руки, грудь, уста и очи
Я целую у тебя,
Не имею больше мочи
Разделить с тобой себя.

Анна. И все-таки Гаврила – настоящий талант и, может, даже завтрашний день русской поэзии. Забудут обо всех, включая меня, а его имя будет золотом гореть на мраморных скрижалях.

Саша. Если вы так считаете и если вы бескорыстны, то и спасайте его.

Анна. Но как? Моего женского умишки на такие экзерцисы не хватает. Матрена, ты ведь в интригах всю жизнь провела…

Матрена Даниловна. Что ты, Аннушка, мои интриги то на конюшне, то на скотном дворе.

Анна. На скотном дворе, а уж тем более на конюшне, страсти кипят не хуже, чем при дворе Клеопатровом. Помнишь, как кучер Еремей Семена оглоблей забил?

Матрена Даниловна. Как же, как же!

Анна. Никто не желает помочь Гавриле с Прелестой. Никто…

Матрена Даниловна. Да как же указ императорский отменить?

Анна. А что, если и не отменять его? Пускай себе указ указом. Но ведь в каждом указе есть исключения. Например, пишет наш губернатор указ, чтобы собак на базарную площадь без поводков не впускать. А потом полицмейстер пишет к нему разъяснение. Собак не пускать, а глубокоуважаемого пса господина губернатора не только пускать, но и поощрять к испражнениям.

Саша. А в этом что-то есть. Что-то…

Державин. В испражнениях?

Саша. В исключении из указа.

Анна. Молчи. Дай самой догадаться!

Саша. Правильно, Анна!

Матрена Даниловна(будто уже прочла мысль своей Аннушки). Гаврила, у тебя почерк хороший?

Державин. А почему я?

Прелеста. Ах, ты не хочешь на мне жениться? Не могу же я писать, как курица лапой.

Матрена Даниловна. Ясно все, как день. Гаврила Романович, садись и пиши. Саша, неси чернила и бумагу, да получше, веленевую с водяным знаком, а то попадемся, еще и в полицию угодим.

Саша. Уже бегу. Одна нога здесь, другая там.

Матрена Даниловна. Начинаем сочинять!

Все сближают головы и шепчутся. Входит Фентифлюшин.

Фентифлюшин. Пуркуа па? Что здесь имеет место быть?

Державин делает два шага к нему.

Державин. Дуэли захотел, маркиз? Так ты дуэль у меня получишь.

Фентифлюшин. Ну какая может быть дуэль? (Отступает.)

Державин возвращается к группе заговорщиков. И не замечает, как через некоторое время на месте Фентифлюшина появляется Некопейкин. Подслушивает.

С другой стороны вбегает Саша с листом бумаги и чернильницей.

Матрена Даниловна смотрит на свет, ищет водяной знак. Лист раскладывают на столе. Державин садится за стол.

Анна. Указ будет сокращенный, потому что не для высоких особ. Так что пиши: Мы, Божьей милостью Екатерина Алексеевна, императрица всея Руси Великия, Малыя и Белыя, повелеваем…

Голос Анны крепнет, и мы можем здесь почувствовать, как она входит в роль императрицы.

Повелеваем. Во изменение нашего предыдущего указа о запрещении в государстве Российском всех свадеб на десять лет… Нет, вы только подумайте, бред сивой кобылы…

Державин. Это писать?

Анна. Да ты с ума сошел! Это я для истории… На десять лет. Написал? Разрешаю в виде исключения сыграть немедля свадьбу между Гавриилом Романовичем Державиным, капралом моего Преображенского гвардейского полка, и дворянской девицей Прелестой Ворчалкиной. Теперь, отступя, внизу: место для росписи и число. Дано в Санкт-Петербурге декабря 6-го числа 1771 года от Рождества Христова. Написал? Отлично!

Саша. Красиво. Тебе не стихи, а указы писать.

Матрена Даниловна. Все будет, дайте только срок. (Игриво щиплет Державина, тот даже подпрыгивает.)

Прелеста. Если у вас всех в Ярославле такие нравы, то мы без ваших услуг обойдемся.

Анна. Не обойдетесь. Давай мне сюда перо. Окуни поглубже, только таракана из чернильницы не зацепи.

Анна садится за столик, примеривается гусиным пером…

Саша. Анна Петровна, погодите. Вы же не знаете, как Екатерина Алексеевна расписывается.

Анна. А кому до этого дело? Ты думаешь, что Акулина когда-нибудь видала настоящую подпись?

Она уверенно расписывается. Подпись длинная, с завитушками.

Державин. Славно. Сама твоя подпись, Анна, совершенна!

Некопейкин слышал весь этот разговор. Незамеченный, он отступает из комнаты. Саша дует на лист и сворачивает его трубочкой.