Именины сердца: разговоры с русской литературой

— Вполне возможно, что все эти люди, и еще многие другие, останутся. В веках там или не в веках — это, конечно, человеку видеть невозможно, однако они уже есть, и это уже выгодно отличает их от тех, кого нет, не правда ли? Они производят свою работу, кто-то, конечно, большую часть уже произвел, а кто-то, возможно, еще и нет.

Есть ли у нас столпы, я не знаю, вы как будто извлекли это прекрасное выражение из старинных запасников и слегка оббили пыль своим предусмотрительным «прошу прощения». Литература классическая, конечно, жива — она стоит на книжных полках, в неброских переплетах, изданная, как правило, в советские времена, но уже и не только тогда, а и позже. Читаем ли мы ее сегодня? Читаем, конечно, и с не меньшим удовольствием, чем современную. Могли бы, наверное, читать еще внимательнее. Русскому писателю, по моему убеждению, совершенно необходимо читать Библию, желательно каждый день. Без этого он просто несостоятелен, он не сможет понимать истоков классической литературы и основ всей нашей культуры. Прервана ли традиция? Ну, наверное, не так чтобы и до конца прервана — русский язык все-таки пока еще, кажется, существует.

— Что в литературной периодике, на ваш вкус, наиболее адекватно отслеживает и оценивает литературный процесс? «ЛГ», «ЛР», «День литературы», «Экслибрис», «Культура»? Толстые журналы?

— Литературная периодика — это такая система зеркал, которая «отслеживает» свои собственные галлюцинации. Задача ее, конечно, не в том, чтобы отображать некий «объективный процесс», а чтобы творить его. И на свой лад все они, по-моему, довольно эффективно с этим справляются. Дискурс «Литературки» не спутаешь ведь с «Экслибрисом». Другой вопрос, что многое невлиятельно. Толстые журналы — отдельная институция, весьма почтенная, на самом деле довольно гибкая, когда дело касается текущего литературного процесса. Так или иначе, это последние экспертные институты, которые пока еще существуют в литературе. Можно говорить об эффективности их работы, но выплескивать с водой ребенка не стоит.

— Я в свое время спросил у критика Валерии Пустовой, сохранилось ли, на ее взгляд, идеологическое разделение в современной литературе, и, в том числе, в критике? Валерия ответила, что идеологическое разделение — вчерашний день. Мне кажется, она немного лукавила, причем вполне сознательно. Знаете ли вы, Василина, примеры неприятия качественных текстов именно в силу идеологических причин?

— Я и сама готова не принять «качественный текст» «в силу идеологических причин», извините, конечно, за кавычки. Что вообще за термин — «качественный текст»? У вас повернется язык назвать книгу Достоевского «качественным текстом»? Евангелие? Того же Довлатова? У меня только на последнего рука, может быть, поднимется.

— О Евангелии ничего не скажу. В любом случае литература — это ремесло. И понятие «качественный текст» я нахожу абсолютно адекватным. Какой смысл измерять нашу работу Евангелием, когда иные из нас так и не научились правильно складывать слова…

— В любом случае идеология — не какое-нибудь чуждое всему наилучшему в человечестве огородное пугало, а часть сложной мировоззренческой системы, оптики восприятия, результирующая многих взглядов. Почему же идеологию (которая, конечно, может быть плохо осознаваемой) нужно выносить за скобки, когда читаешь книгу? Тем более что это и практически едва ли вообще возможно. Вся литература, вся философия, вся политика насквозь идеологичны. Критерии оценки литературного текста никогда не бывают сугубо эстетическими, что бы ни утверждали приверженцы эстетической критики. Нам часто говорят: возьмите текст как текст и пользуйтесь тем инструментарием для его оценки, который вам предоставляет сам автор. Но с какой стати? Ведь текст не существует вне контекста.

По-видимому, в разговоре с Валерией вы имели в виду идеологическое разделение на пресловутых «либералов» и «патриотов». Возможно, теперь оно уже не столь актуально. Сегодня, знаете ли, стыдно называться либералом точно так же, как стыдно было называться коммунистом десять лет назад. Эти понятия себя скомпрометировали, и неизвестно, какое из них — в большей мере. Я ни в коем случае не хочу сказать, что быть коммунистом или либералом по сути этих понятий — постыдно. И коммунизм, и либерализм — результаты развития социальной и политической мысли, и нельзя утверждать, что самая суть их червива. Но вы попробуйте быть по-настоящему либералом, по-настоящему коммунистом, а не сатирическим воплощением. Сплошь да рядом либерал утверждает: «Нам нужны все точки зрения, и двух мнений тут быть не может». Но он не готов умереть за вашу возможность говорить, как Вольтер, если вы не готовы прежде умереть за его право высказываться — скорее он вас удавит, выбрав меньшее из двух зол.

Да и само разделение на «тех» и «этих» посредством старинной демаркации уже, наверное, не соответствует изменившейся реальности.