Иметь или быть

Культуры давно перестали быть герметически закрытыми ареалами. Неслыханная миграция населения, в результате которой экзотические духовные веяния пронеслись над миром, многократно обогнув земной шар. Грандиозные кросскультурные контакты.

Межнациональные браки. Экуменические волны. Проповеднические призывы, несущиеся с экрана. Опыты межрелигиозного вселенского диалога. Может быть, следует противостоять этим тенденциям? Именно так рассуждают фундаменталисты. Они предупреждают о порче великих заветов. Они твердят о том, что осколки и фрагменты разнородных культурных веяний никогда не сложатся в органическое целое*. Что же такое человек в этом странном мире? Он не только ныне предоставлен самому себе, лишившись прежней теологической опоры, он не только оказывается жертвой собственных иррациональных порывов, но утратившим саму возможность глубинно отождествлять себя с космосом разнородных культур. В этих условиях внутреннее самочувствие человека оказывается подорванным.

Фромм справедливо указывает на величие и ограниченность фрейдовской концепции.

Она, разумеется, предложила принципиально новые схемы мышления. Но, как подмечает Э. Фромм, Фрейд все равно остался пленником своей культуры.

Многое из того, что было значимым для основоположника психоанализа, оказалось лишь данью времени. Здесь Фромм и усматривает грань между величием и ограниченностью фрейдовской концепции.

Да, Фромм наш современник. Но вот прошло менее двух десятилетий, как он ушел из жизни, и уже сегодня можно сказать, что, рассуждая о Фрейде, Фромм сам демонстрирует некую временную ограниченность. Многое из того, что казалось бесспорным Фромму, сегодня кажется далеко не очевидным. Фромм неоднократно повторял, что истина спасает и лечит. Это древняя мудрость. Мысль о спасительности истины оказывается общей для иудаизма и христианства, для Сократа и Спинозы, Гегеля и Маркса.

В самом деле, поиск истины является глубокой, обостренной потребностью человека.

Пациент приходит к врачу, и вместе они блуждают по закоулкам памяти, в глубинах бессознательного, чтобы обнаружить спрятанное, погребенное там. При этом, открывая тайное, человек нередко испытывает потрясение, мучительное и болезненное. Еще бы - порою в ярусах бессознательного таятся вытесненные драматические воспоминания, глубоко травмирующие душу человека. Так надо ли пробуждать эти воспоминания? Стоит ли заставлять пациента переживать заново былые жизненные катаклизмы, детские обиды, мучительно болезненные впечатления?

Пусть лежат себе на дне души, никем не потревоженные, забытые... Однако из психоанализа известно нечто поразительное. Не лежат, оказывается, былые обиды на дне души - позабытые и безвредные, но тайно управляют делами и судьбой человека. И напротив! Как только луч разума касается этих давних душевных травм, внутренний мир человека преображается. Так начинается исцеление... Но действительно ли искание истины вполне очевидная потребность человека?

Можно сказать, что Фромм здесь выглядит не вполне убедительным. В XX в. разные мыслители, идущие к познаванию субъективности человека, пришли к одному выводу.

Истина вовсе не вожделенна для человека. Напротив, многих устраивает иллюзия, греза, фантом. Человек не ищет правды, он ее боится, а поэтому нередко рад обманываться.

Огромные перемены, происходящие в стране, казалось бы, должны вернуть нам благоразумие, трезвость рассудка, идейную незаангажированность. Можно было бы ожидать, что распад моноидеологии приведет повсеместно к утверждению свободной мысли. Между тем нет сейчас более расхожего слова, нежели "миф". Им обозначают не только прежнюю идеологизированность сознания. С мифом связывают и нынешнюю иллюзорность многих социальных проектов. Одним и тем же знаком метят сторонников рынка и тех, кто испытывает ностальгию по социализму, западников и славянофилов, приверженцев русской идеи и поклонников глобализма, провозвестников личности и державников, демократов и монархистов. А коли это так, то что же все-таки такое миф?

Миф - выдающееся достояние человеческой культуры, ценнейший материал жизни, тип человеческого переживания и даже способ - уникальный существования. В мифе воплощаются тайные желания человека, в частности, его галлюцинаторный опыт и драматургия бессознательного. Индивиду психологически неуютно в разорванном, расколотом мире. Он интуитивно тянется к нерасчлененному мирочувствованию.

Миф освящает человеческое существование, придает ему смысл и надежду. Он помогает одолеть безжалостную, критическую направленность сознания. Вот почему люди так часто отступают от трезвой мысли, отдавая предпочтение миру мечты.

Разумеется, Фромм понимал специфику мифа. Миф, как это очевидно, не строго аналитическое знание, но вместе с тем и не хаотичен. В нем есть своеобразная логика, которая позволяет освоить огромный материал бессознательного и иррационального, накопленный человечеством. К. Юнг и Э. Фромм, обращаясь к языку символов, который был столь понятен древним, стали прочитывать в мифе глубинный, неисчерпаемый и универсальный смысл.