Имя Бога

– Да нет, почему – просто у каждого своя вера. Соседка вот говорит, что туркам сколько хочешь можно плохое думать – по религии можно. А нам – вроде как нельзя. Но еще больше нельзя забывать свое место. Смириться надо: какие мы есть, такие и есть. Грешим, что поделаешь. Вот и бывает, что думаем плохое.

– А вот если подумать «чтоб ты пропал»? Или вслух сказать – смерти кому-то пожелать? А он возьмет и умрет…

– Ну и что? Ты тут при чем? Если он сам умер – так это его бог прибрал, если убил кто-то – тот и виноват, а твое дело маленькое – исповедуйся батюшке, он задаст пятьдесят поклонов, десять «Отче наш»; еще свечку поставь потолще – и забудешь к понедельнику. В общем, Марик, пойду я, хорошо? Не обижаешься?

Я едва смог помотать головой. Только понедельник, а на мне уже столько грехов: я сотворил себе кумира по образу и подобию тети Дусю, да еще и по самые уши завяз в болоте самой черной на свете зависти. А если бы старина Фрейд услышал то, что тетя Дуся говорила-вообще удавился бы, несчастный.

Цирк имени Залмоксиса

Вернувшись к себе, я прочел ответ Станчу. В письме были уже знакомые мне цифры:

46°36'33"

28°71'37"

Да что ж такое, куда ни кинь – всюду клин, как говорит моя бабушка. Я раскашлялся от злости, а потом, с отвращением глотнув застывшего кофе, стал собираться: камера, фонарик, несколько листов бумаги, скотч. Что еще? Да ничего – диктофон, хоть и паршивенький, есть и в мобильном, ноут тащить – нет смысла. Веревки бы моток на всякий случай… мало ли что. Ладно, веревку куплю по дороге, а еще бутылку воды – тоже на всякий случай. И, значит, придется брать сумку. Так, вроде все. Нож, спички – то есть батарейки, – и физкультпривет юным следопытам.

Цирк – я поглядел на себя в мутное зеркало, – просто цирк.

Надо было дождаться темноты, и я, чтобы не терять времени, позвонил Алексу: утром, решив отдохнуть от теорий, навороченных вокруг раскопа в Рудь, я взялся читать про летаргию. И у меня созрел медицинский вопрос, ответить на который мог только профессионал.

Хорошо что Алекс был свободен: подкинул телефон «узких спецов», и замолвил им словечко за меня, так что через пятнадцать минут я уже разговаривал с местным светилом в области психиатрии.

– Конечно, могло быть и такое, – легко согласился он, – ее могло напугать и что-нибудь незначительное: выскочила собака неожиданно, и бах! – спровоцировала приступ.

– А вы могли бы в двух словах объяснить, какой механизм у этого «бах»?

– Парасимпатическая нервная система. Все дело в ней. В момент стресса именно она отвечает за то, чтобы человек мог успокоиться. Известны даже случаи – хотя, конечно, их не так много, – когда под действием гормонов, которые вырабатываются этой системой, человек умирает. То есть умирая от ужаса, он, грубо говоря, успокаивается навсегда.

– Но почему же все подряд не засыпают на каждом шагу? Стрессов-то, слава богу, хватает.

– Гены. Надо расспросить родственницу: если, допустим, у них в семье проблемы такого плана повторяются из поколения в поколение, то вот вам и объяснение. Хотя, конечно, опасность все-таки должна быть очень серьезная – если рассуждать в общем, – даже если наследственность оставляет желать. Но как я вам и сказал, теоретически можно предположить такую ситуацию: женщина уже находилась в состоянии стресса – неважно, какого рода,

– плюс генетическая предрасположенность, а фактор внезапности – та же собака – послужил спусковым крючком. Вы меня понимаете?

– Да, я все понял, Игорь Анатольевич, Понял, спасибо.

Из кухни донесся бодрый радиосигнал. Четыре. Нервы натянуты до предела, но еще слишком рано. Почитаю-ка что-нибудь завлекательное – да вот хоть про этого готичного Залмоксиса. Что он за птица такая: все про него так важно рассуждают, а я впервые услышал пять дней назад?

К моему стыду, про него, оказывается, писал еще Геродот: