Имя для Лис

– На вашем месте я не стал бы сильно рассчитывать на меня. – Слэйто с трудом разлепил глаза и часто заморгал. Было заметно, что даже неяркий свет, проникавший в камеру, мучает мага.

– Как ты? – спросила я. Это прозвучало настолько нежно, что мне самой стало противно, – тоже мне, курица-наседка.

Слэйто бледной ладонью прикрыл лицо и негромко произнес:

– Бывало и лучше. Я почти месяц не принимал элеевых слез и только начал восстанавливаться. Мне не под силу даже карточный фокус, не говоря о серьезной магии. И монстры об этом знают. Они не прикончили меня раньше только потому, что исчерпывающе убедились в моем бессилии. Если хотите выбраться живыми из Кармака, на меня не надейтесь – я бесполезен.

– Я это всегда говорил, – отозвался Атос.

Я уже было вскинулась, чтобы оборвать его, но посмотрела на крайнийца и увидела, с каким сочувствием он смотрит на распростертого на полу мага. В его словах не было жестокости, а только попытка подбодрить.

– Когда начались беспорядки, я кинулся в город, чтобы найти вас. Потом из разговоров монстров понял, что у вас был шанс спастись, но воспользовалась им лишь Извель. Зачем вы вернулись? – Голос мага был сух и строг. В эти мгновения в нем просыпался двухсотлетний Сияющий, которому были недоступны простые человеческие порывы.

Мы с Атосом переглянулись, и мой друг, заметив, что я замешкалась, поспешил на выручку.

– Так вышло. Не оставлять же было твою тощую задницу со всеми этими чудовищами один на один.

– Если ничего не изменится, завтра нас повесят, – меланхолично ответил Слэйто.

– Значит, будем уповать на чудо, как всегда, – серьезно сказала я.

* * *

День был не хуже прочих. Разве что слишком ветрено. Сильные порывы хлестали по лицу и развевали плащи монстров, охранявших эшафот. Фаранк не удерживал мои непослушные кудри, и они упорно лезли то в глаза, то в рот. Руки были связаны за спиной – не поправить, а веревка натирала шею. Но это были пустяки.

Слева стоял Атос, и лицо его было перекошено от ярости. Он периодически тихо ругался себе под нос, вглядываясь в толпу, что нас окружала. За Атосом – Слэйто. Его волосы, как и мои, развевались на ветру. На миг мне показалось, что я вновь вижу его в шлеме, как в нашу первую встречу. Но стоило моргнуть, и видение растворилось. Маг не злился, как Атос, скорее пребывал в глубокой печали и время от времени бросал на меня многозначительные взгляды.

День как день. Может быть, это день моей смерти? Мы стояли на помосте вот уже час, но никто из монстровой знати так и не появился, чтобы вынести приговор и привести его в исполнение. Зато на площадь перед деревянным эшафотом, установленным под вековой липой, начали стекаться жители Кармака. Все на одно лицо – бледные, полные ужаса и страха перед нечеловеческими захватчиками. Именно из-за них и злился Атос. Монстров было мало, невероятно мало даже для того, чтобы захватить город, не говоря уж о том, чтобы удержать его. А вот людей было очень много. И не только стариков и детей, но и крупных мужчин, и парней с воинской выправкой. Все жители Кармака сдались на милость чудовищам не от безысходности, а из страха.

– Они могли бы опрокинуть помост, – яростно шептал Атос, старясь не привлекать внимание стражи. – Могли бы смять всех этих чудовищ и на руках вынести нас из города. Но посмотри на них: уперли носы в землю и даже глаза боятся поднять.

– Не ты ли попрекал меня, что я слишком строга к людям?

– Это Кармак! Не деревня, а воинская столица Королевства. Если этот город способна захватить горстка бобров и горностаев, то страна обречена. Что бы мы ни нашли в той книге, за нами никто не встанет. А сейчас… Лис, ты меня слушаешь? – спросил он раздраженно.

Я действительно отвлеклась. Все смотрела вверх, на небо, и думала о том, что редко размышляла о смерти, особенно такой. Если мне сразу не сломает шею, то я буду задыхаться в петле, скорее всего, опростаюсь, мое лицо сделается лиловым, а разбухший язык вывалится наружу. В смерти нет ничего красивого. Кто вообще придумал превозносить эстетику угасания? В юности мы с подругами из замка часто играли в похороны. Собирались на чердаке, убирали цветами волосы «покойницы» и громко, заунывно над ней рыдали. Помнится, мне жутко нравилось лежать там красивой, с цветами в волосах, а еще больше – видеть, как играют в горевание мои подруги. Вот родители наплачутся, вот все друзья поймут, как были неправы. А сейчас… Я окинула взглядом равнодушную толпу. Меня повесят, и уже через час обо мне никто не вспомнит. Мое тело будет изуродовано, мысли и чувства исчезнут. Год от года я буду становиться все призрачнее в памяти немногих оставшихся друзей…

К горлу подступила тошнота. Я с трудом подавила рвотный позыв, пришлось даже согнуться, натянув на горле веревку. Жизнь так прекрасна и так хороша. А воздух? Я жаловалась в городе на смог и чад? Чушь, я готова горстями его есть – был бы шанс. Меня заботили мои попранные чувства к Слэйто или Атосу? И это чушь – вот они стоят живые, и я – живая. Разве надо больше?