— Успеется, — я старательно гашу папиросный бычок о каблук. Где и от кого я успела нахвататься таких манер?! — К тому же любой оборотень, умирая, сбрасывает все личины, которые когда-то носил, и являет миру истинное лицо. Чем ты лучше оборотней?…
— Допустим. Но с чего ты взяла, что я могу умереть? Ты собираешься убить меня, маленькая ведьма?
Он противно смеется, а я смеюсь вместе с ним. Сразу видно, что он не человек, а рептилия: ничегошеньки-то он не понимает.
— Зачем мне тебя убивать, ты и так давно мертв, — отсмеявшись, говорю я. — Ты, сотни лет ползающий по этой земле, неужели не знаешь, что есть вещи, более невыносимые, чем просто смерть?
— О чем ты? — Он нервно вскакивает и оглядывается по сторонам, словно думает, что за сумрачными деревьями затаились легионы моих бойцов, готовых прикончить его.
— Одиночество. Отчаяние. Страх. Люди призывают смерть как благословение, лишь бы избавиться от них.
— Но я не человек, и это мне не грозит, — шипит мой собеседник, и его раздвоенный язык мелькает меж еще вполне человеческих губ. — А вот ты, ведьма, как раз относишься к роду людскому, да к тому же еще и женскому. Слабое существо! Ты сама страдаешь от одиночества, отчаиваешься в жизни и страшишься опасности и боли!
— Так было, да. И я действительно боялась тебя. И я действительно отчаялась в том, что жизнь моя будет счастливой. Но только я победила свой страх и отчаяние. Потому что я чувствую — я не одинока.
Он долго смотрит на меня своими немигающими змеиными глазами и опускает голову, не выдержав моего взгляда.
— Ты победила, — невнятно шепчет он. — Ты сама еще не знаешь, за счет чего ты победила.
И когда он снова встречается со мной глазами, я вижу в них страх. Человеческий страх.
— Ты должен исчезнуть и больше никогда не появляться на моем пути. Иначе я уничтожу тебя, хоть я всего-навсего маленькая ведьма. Клянусь всем, что есть во мне!
— Хорошо, я исчезну, — просто говорит Огненный Змей. — В конце концов то, что затеяла твоя тетка, напрямую меня не касается. Я ведь появился в России только из-за тебя. Европейские ведьмы все сплошь феминистки и хакерши, в них не осталось ничего, что возбуждает мужчину… С тобой у нас все могло бы быть иначе, но… не судьба!
— Не судьба, — соглашаюсь я. — Давай-ка вали с глаз моих долой, пока я не передумала оставлять тебя в живых.
Снова я слышу его смех.
— Какая ты грозная, о ведьма Викка! Воистину, ты одна стоишь многих… Возможно, ты станешь Госпожой над всеми ведьмами, да что ведьмами, ты станешь Госпожой над самой магией! А пока этого не произошло… вот, прими от меня на память.
И он протягивает мне на ладони золотое кольцо.
— Можно, я надену его тебе? — он быстро берет мою правую руку…
— Н-е-е-е-е-т!
Это «нет» взрывается в моем мозгу как бомба и отшвыривает меня от Огненного Змея на добрый десяток метров. Я еще не успеваю ничего понять, как вдруг тело Ильи разлетается на куски. И Огненный Змей цвета расплавленного золота, шипя, бросается… прочь от меня! Какое-то мгновение — и его уже нет, только в траве, там, где он полз, поблескивают, остывая, золотые капли… Вот так исчезают страхи.
Интересно, кто это раскричался у меня в голове?
«Кто, кто, хрен в пальто! — зазвучал в моем сознании ворчливый голосок Баронета. — Совсем дура, да?! Оставь вот так тебя хоть на минуту… Ты хоть знаешь, что с тобой было бы, если б ты кольцо надела?»
«Что?» — морщась от головной боли, телепатирую я.
«Ты оказалась бы полностью в его власти, лишенная собственной воли и силы! И сгорела бы после того, как…»
— Все понятно… — это я уже говорю вслух. — Баронет, с меня бутылка.
Хотя одной бутылкой тут вряд ли отделаешься. Потому что, гремя, звеня и подпрыгивая на кривых рельсах, ко мне движется обгорелый трамвай с размалеванной кабиной. Только теперь на крыше у него весело галдят десантники-миротворцы с лейтенантом Третчеттом во главе, а из окна выглядывают перемазанный Баронет и мама.
— Давай, Вика, запрыгивай! — кричат они. — Поехали!
— Куда?
— Домой! С победой!
— Операция миротворческих сил по ликвидации оккультных бандформирований в Уральском регионе успешно завершена! — рапортует с крыши лей… нет, уже старший лейтенант Третчетт.
Я заскакиваю в вагон на ходу и вижу следующую картину. Посреди вагона в плетеном кресле-качалке сидит мрачная тетка, снова постаревшая и окруженная магическим полем и крепкими парнями, что исключает даже мысль о побеге. Три сороконожки из особого резерва азартно играют в морской бой. А возле единственного уцелевшего окна на пластиковом сиденье, съежившись, сидит Наташа. Она поднимает на меня глаза, и я отшатываюсь в ужасе.
Это пустые и мертвые глаза человека, потерявшего рассудок.
— Ваш билетик, пожалуйста, — бесцветно говорит Наташа. — Оплачиваем проезд.
Я сую руку в карман джинсов, протягиваю завалявшуюся там мелочь. Наташа ссыпает деньги в холщовый мешочек, висящий на шее, и сует мне клочок бумаги:
— Возьмите билет…
Я отхожу от нее, стиснув зубы, чтобы не разреветься. В кабине бесцеремонно толкаю Баронета в плечо:
— Я не хочу, чтобы было так, слышите?
— Ты о чем? — невинно осведомляется он.